Борис Дышленко - Порог

Юра решил показать достоверность в чистом виде, достоверность изображения без изображения, достоверность того, чего не может быть .

Двадцать четыре холста висели на трех стенах новой мастерской. На столе лежал листок писчей бумаги с неровно нарисованным цветовым кругом. На круге точками были помечены нужные цвета.

— Слушай, братец, — сказал я, — ведь музыка была темперирована еще в восемнадцатом веке. Как же так вышло, что за двести с лишним лет никому не пришло в голову темперировать живопись?

— Ну, видишь ли, — отвечал братец, помолчав, — я думаю, просто не стояло такой задачи.

— Кто же ставит задачи?

— Кто поставил ее в музыке? — уточнил братец. — Никто, пожалуй. Сформулировать — другое дело. Просто в этом возникла необходимость. Ведь никто никогда не сомневался в абстрактной природе музыки. Никто не предъявлял к ней невыполнимых требований — что-то там выражать или изображать.

Потребовалась абстрактная живопись, чтобы поставить такую же задачу и здесь. В сущности, живопись всегда была абстрактной, — братец не договорил.

Да, конечно, живопись всегда была абстрактной, но чтобы выявить ее абстрактную сущность, понадобилось привести ее к порогу .

Иногда, отрываясь от бесплодных попыток написать Юрину биографию так, как ее полагается писать, я задаю себе вопрос, который здесь уже задавал: что я пишу? Документальную повесть? Биографию? Литературный портрет? Но ведь мы оба не хотели этого. Никогда не хотели. Так что же я пишу?

Я думаю, это просто записки зрителя. Попытка выразить опыт медитации, в которую я время от времени погружаюсь, где предметом сосредоточения неизбежно становится мой брат, как он есть, а мир — это его картины. Здесь я пребываю в постоянном диалоге с ним, диалоге, который начался с первых моментов моего сознания, когда каждое произнесенное им слово было для меня открытием. И может быть, потому, подражая Платону, вкладывавшему свои слова в уста Сократа, я пытаюсь на этих страницах не столько выразить Юрины мысли, сколько решить здесь (в его системе) поставленные post scriptum вопросы. О долге художника, о его национальности и космополитизме, о его месте в общем художественном процессе, о значении картины в жизни зрителя, искусства в общественной жизни — брат, считая себя лицом заинтересованным, избегал формулировать эти вопросы. Он решал их по велению сердца и уже потом с простодушием ребенка подводил под свое решение теоретическую базу. Иногда это была хорошая мина при плохой игре, но кому в этом случае, кроме него самого, было плохо, и кто сказал, что художник должен быть безгрешен? Юра мог и имел право впадать в заблуждения, совершать ошибки и настаивать на них, каждый раз доказывая свою правоту в замкнутых логических построениях, но и они были замкнуты, как его картина, картина, где есть то, чего не может быть . Художник — художник во всем. Я люблю тебя, Художник.