Марк Бойков - Вершители наших судеб. Трилогия измен

Но не о президентах наша печаль. Нам вообще не стоит уповать на умного руководителя, демократа или диктатора. Наоборот, нужно подумать о таком управлении, система которого сводила бы на нет значение субъективного фактора отдельно взятой руководящей личности. Ведь даже хороший человек вовсе не гарантия хорошего руководителя.

По существу в то самое время, как радикал-демократия и коммунисты спорят о социально-историческом выборе, о путях общественного развития, перед нашим обществом стоит проблема способа управления. И только!

Произошла подмена: на место вопроса о формах правления поставили вопрос о формации общества.

Но мы же настрадались не от социализма (в подлинном виде его еще и не было), а – от бездушного, античеловеческого, антинаучного управления им, сковавшего силы развития, задушившего поиск, почин, инициативы, извратившего само понятие социализм. И вот, вместо того, чтобы лечить больного, мы решили его убить. Вместо того, чтобы низложить уродующие социализм формы правления, взялись крушить само общество, его базис, производственные отношения.

Но простите, коммунизм не выдумка Маркса. И не партийная цель ВКП/б/. И даже не мечта бедных и обездоленных. Коммунизм – это изобретение богатых. Это они, богатые, живут по принципу: каждый – по способности, каждому – по потребностям. Естественно – за чужой счет, пока производительные силы общества недостаточно развиты. Практически вся история – это развитие коммунизма. От первобытной к цивилизованной его форме. От коммунизма всех к коммунизму для немногих, а от него – через возрастание числа богатых от эпохи к эпохе, через рабовладение, феодализм, капитализм – снова к коммунизму для всех.

Коммунизм, короче, – объективная историческая закономерность. История стремится к нему как к высшей своей справедливости. То, что отнималось у общества немногими, она стремится сделать достоянием всех.

Поэтому, когда «демоны» народа, разоблачив партгосноменклатуру, устроившую себе, как и прежние хозяева жизни, коммунизм только для себя, отстранили ее от власти, они действовали в русле исторической справедливости. Но, замахнувшись на коммунизм вообще, превзошли пределы необходимого и сами обрекли себя на перерождение. Их аппетиты оказались не меньшими, а власть – все той же кормушкой.

Что же делать с этой властью, чтоб она соответствовала обществу и жила его интересами, а не интересами захвативших ее людей?

Увы! Не демократизация ей нужна, а… последовательная ликвидация. Ликвидация! Так говорит марксизм, который мы забыли применить к себе.

В 1919 году на VIII съезде РКП/б/ была принята разработанная Лениным Программа строительства бесклассового общества (В.И.Ленин. ПСС, т.38, с.с.86, 105, 419). Наш классик, которого мы очень почитали, но почти не читали, утверждал:

«Общество, в котором осталась классовая разница между рабочим и крестьянином, не есть ни коммунистическое, ни социалистическое общество» (Там же, т.38, с.353).

«Пока остаются рабочие и крестьяне, до тех пор социализм остается неосуществленным» (Там же, т.40, с.304).

«Социализм будет тогда, когда не будет классов, когда все орудия производства будут в руках трудящихся» (Там же, т.42, с.307).

«Будет диктатура пролетариата. Потом будет бесклассовое общество» (Там же, т.43, с.100).

«Сейчас, проходя ваш зал, я встретил плакат с надписью: «Царству рабочих и крестьян не будет конца». И… когда я прочитал этот странный плакат, я подумал: а ведь вот относительно каких азбучных и основных вещей существуют у нас недоразумения и неправильное понимание. В самом деле, если бы царству рабочих и крестьян не было конца, то это означало бы, что никогда не будет социализма, ибо социализм означает уничтожение классов, а пока остаются рабочие и крестьяне, до тех пор остаются разные классы, и, следовательно, не может быть полного социализма» (Там же, т.43, с.130).

Однако И.Сталин извратил эту «азбучную и основную вещь», ревизовал программную цель партии на установление бесклассового общества. Объявив о победе социализма в Конституции 1936 года, он, тем не менее, представил социализм «классовым обществом» с «совершенно новыми классами», дабы сохранить диктатуру пролетариата как личную опору власти. (См. И.Сталин. Вопросы ленинизма. ГПИ, 1952, с. 548–550). Именно отсюда, а не с социалистической революции начались наши беды.

Критики сталинизма обычно сводят все к злой воле Сталина и его окружения. На самом деле, наоборот, произведенный теоретический подлог позволил «воле» (и не только Сталина, но и множества рядовых членов общества) стать «злой».

Если бы социализм, в соответствии с логикой исторического развития и учением марксизма, был признан бесклассовым обществом, то соответственно предстояло поменять и надстройку. Неклассовому обществу должна соответствовать не классовая же надстройка. А это означало такую демократизацию жизни снизу доверху, какая и не снилась ни одной буржуазной демократии. Предстояло перейти к самоуправлению народа.

Но Сталин, навязав мнение о «классовости» социализма, тем самым «обосновал» сохранение диктатуры пролетариата. То есть, он перенес государство переходного периода за рамки исторического предназначения: государство, рассчитанное на классовую борьбу (со всеми его органами насилия и подавления, идеологической непримиримостью, командно-административными методами руководства, политическим способом управления и т. п.), вынес на неклассовую почву, где оно естественно предстало полной противоположностью к заложенному в нем смыслу. Поскольку врага уже не было, вся его махина обрушилась на своего же собственного субъекта, трудящийся народ. Диктатура пролетариата, оказавшись без пролетариата как класса, легко превратилась в диктатуру личности с приводным ремнем в лице партии.

Таким образом, с самого своего появления социализм был отягчен не соответствующей себе надстройкой. Он оказался недостроенным как общественно-экономическая формация. Хотя социальная структура общества изменилась (рабочие и крестьяне, вместе с интеллигенцией, стали равноправными трудящимися слоями, вследствие сохраняющегося социального разделения труда), людьми продолжали управлять как классами. Их постоянно побуждали к борьбе, вместо того, чтобы они развивались и проявляли себя как труженики, как личности. Политическая лояльность, преданность значили больше, чем деловые качества, профессионализм, компетентность, просто способности.

Приступая в 1961 году к строительству коммунизма, Хрущев назвал имевшуюся тогда надстройку «общенародным государством» (с подачи одного из разработчиков третьей Программы КПСС Д.И.Чеснокова), но практически поменял лишь бирки, ибо все основные органы изжившей себя государственности оставил без изменений. Культ личности поменял фамилию, репрессии изменили форму, «диктатура пролетариата» продолжала действовать. Увы, время застоя заложил Хрущев.