Марк Бойков - Вершители наших судеб. Трилогия измен

Вся история, если мы оглянемся назад, есть непрекращающаяся, вялая или острая, с переменным успехом борьба между созидателями и потребителями, принявшая с течением времени классово-антагонистическую форму. Рабы и рабовладельцы, крепостные и феодалы, пролетарии и буржуа – суть созидатели и потребители, но в виде классов, т. е. с закрепленным в разной степени превышением одного начала над другим. Одни принудительно созидают, получая крохи. Другие живут в свое удовольствие, едва платя своим трудом. Классы – это отчужденная и насильственно удерживаемая в своей полярности природа человека.

Пролетарская революция при переходе к социализму уничтожила классовую принадлежность. Она всех сделала созидателями и потребителями одновременно. Но она не могла устранить основное противоречие человека, борьбу двух его ведущих начал. И борьба развернулась с новой силой.

Классики марксизма-ленинизма надеялись, что с уничтожением классов навсегда исчезнет непримиримая борьба в обществе, стоившая ему много сил и трат в историческом развитии. Но оказалось, что классы – всего лишь следствие, а причина лежит в самих людях, в их противоречивой природе; что классовая борьба – лишь частный случай общеисторической борьбы созидателей и потребителей, собственно людей в сущностном выражении с людьми лишь по видимости, по внешней принадлежности к виду.

Все революции делались обычно созидателями против потребителей и во имя созидания. Но затем, пока созидатели трудятся, потребители вновь все прибирают к рукам: вещи, орудия, земли, должности, посты. И власть! То же произошло и у нас. К моменту провозглашения социализма потребители уже были наготове.

Капиталисту, чтобы жить хорошо, при собственности, не нужна карьера. В условиях социализма, при отсутствии классов и всеобщем социальном равенстве, либо труд /что тяжелее и дольше/, либо должностной рост /что легче и быстрее/ дают возможность улучшать свое материальное положение. Поэтому именно в управление в большей степени ринулись потребители, вширь и вверх занимая этажи надстройки.

Создалась чиновничья бюрократия, должностной рост в которой обусловлен более исполнительностью, чем инициативой. Либо – показной инициативой. Добавьте к этому, что в данной сфере большую роль играют не трудовые показатели, а умение определиться в жесткой конкуренции, поскольку вершин с продвижением наверх становится все меньше, а претендентов на них все больше. И вы поймете, что созидателям там невмоготу и, чем выше пост, тем изощреннее в своем потребительском раже занимает его человек. Не зря многие великие мыслители мечтали об уничтожении государства. И ближе всех к этому моменту история поставила И.Сталина. Но вскормленный предваряющим временем борьбы, он не удержался от искушения властолюбия. Оставив себе «диктатуру», бессменность верховного лидерства, фактическую власть он уступил выпестованной им бюрократии. И потребители оккупировали надстройку.

Массовые репрессии явились первой крупной, мало сознаваемой схваткой между созидателями и потребителями в советском обществе. Вряд ли Сталин понимал ее. Но перевод ее в привычное русло классовой борьбы придал ей особо жестокую форму, прежде всего со стороны потребителей, от которой в больше всего пострадали созидатели, настоящие коммунисты.

Не народ будто бы был распят коммунистическим режимом. Нет, это алчная порода потребителей, независимо от режима, занималась овладением общего пространства против созидательной части общества. Отнюдь не от ненависти к ней, не по политическим мотивам. Просто из своей алчности и корыстолюбия. Помимо воли Сталина, но с позиции его непротивления.

Вторую крупную схватку между созидателями и потребителями вызвал своей блудливой перестройкой М.Горбачев. И столь же безоговорочную победу в ней одержали потребители. Однако если Сталин вынужденно отдал потребителям руководство страной, как это бывало и прежде, то Ельцин с Гайдаром-Чубайсом «по доброй воле» отдали страну на хищническое разграбление услужливому чиновничьему клану.

Потребители из рабочих, крестьян, мелких служащих имели, разумеется, худшую стартовую позицию /к которой созидатели вообще не стремятся/, худшую даже, чем у уголовников, быстро слившихся с партийной бюрократией в экстазе свободного обогащения. Полученные в низах ваучеры имели значение морковки, чтобы те молчали, когда у них из-под носа дипломированные преступники увозят народное добро целыми составами. В результате, жертвы второй схватки, как и общие потери населения, превосходят первую в разы.

Однако роковую роль при этом опять-таки сыграла сталинская отнюдь не измена, а фальсификация марксизма.

Лишив догматиков-коммунистов правильных, научных представлений об исторических процессах, она обезоружила их в понимании навязанных им перемен. Как и в 1937-м, события «перестройки» и «радикальных реформ» они начали трактовать с позиций классового подхода. Элементарных воров, махинаторов и взяточников, облаченных властью и связями, они, вслед за вдохновителями реформ, начали именовать предпринимателями, коммерсантами, промышленниками, банкирами, словом – буржуазией. И тем самым, поддавшись на удочку, приняли участие в обмане и дезориентации народа. А заговорив о повторной революции, к обману добавили еще и нагнетание испуга. История, как известно, если что и повторяет из своих уроков, то лишь в качестве фарса.

А между тем, именно с позиций правильного применения классового подхода так называемые «новые русские» никак не могут называться классом. Где это видано, где это слыхано, чтобы классы возникали не за тысячи и сотни лет, а, как по волшебству, – за 3–5 лет; чтобы состояния в миллионы и миллиарды сколачивались без наследства и преемственности за два месяца или года? Ну, загляните вы в социальное происхождение этих « господ »: из рабочих, крестьян, интеллигенции. Спросите, наконец, декларацию о доходах: аферы, махинации, коррупция, жульничество, грабеж. Смеху подобно, когда вор заранее, до суда, сам, прикрываясь подписями, нередко поддельными, объявляет себя собственником краденого, а жертвы должны идти к нему в работники, да еще без права гарантированной оплаты.

Да можно ли быть настолько зашоренными, так отрываться от реальности, не видеть разницы между исторической /классовой/ и юридической /уголовной/ ответственностью, между экспроприацией по праву революции и конфискацией по решению суда, называя при этом бандита, захватившего штурвал, капитаном корабля, а мошенника – бизнесменом?

А коммунисты, на потеху своим ухмыляющимся противникам, все это перепутали, тем позволив им вжиться, закрепиться, не понимая при этом, что грабителям просто выгодно именоваться классом, что благодаря этому, вместо того, чтобы быть преследуемыми по закону силовыми структурами, они получают моральное право, наоборот, использовать эти структуры для собственной защиты.