Марк Бойков - Вершители наших судеб. Трилогия измен

Вместе с тем и инкриминировать одному Сталину сотни тысяч и миллионы загубленных жизней тоже неверно. Помимо неоправданности новых жертв, необходимо понять причину их массовости.

Устранение классов само по себе не означает окончания всякой борьбы между отдельными лицами. Они сталкиваются между собой в разных формах, порой как конкуренты. Но люди зачастую понимают и выдают эти конфликты за продолжение классовой борьбы по привычке, инерции, расчету, хотя оснований в такой трактовке уже нет.

Массовость репрессий поэтому выражалась не столько количеством жертв, сколько деятельным участием в них гонителей и преследователей, как искренних, по чести и совести, так и по умыслу и расчету, как среди коммунистов, так и среди беспартийных. Поскольку страна вступила в новую фазу развития, в ней сразу же обозначились различия во взглядах на новые цели и задачи, приемы и способы их реализации. Развернулась борьба с новым историческим содержанием, но мерилом оставались прежние мерки. Соперники в чем-либо, отнюдь не враги, относились друг к другу с привычными установками, перенесенными Сталиным в новое общество. И часто возникавшие споры, распри и межличностные конфликты решались с помощью сохраненной машины подавления: НКВД, доносы, тюрьмы, лагеря, расстрелы.

Так абсолютизация классового деления общества, классового подхода к различию мнений и вынос диктатуры как формы правления за рамки исторического предназначения обернулись народной драмой, нарушив логику последовательно прогрессивного развития страны.

Поскольку задача ликвидации классового врага была исчерпана, органы насилия подлежали упразднению или частичной, со значительным сокращением в численности, передаче от правительства в ведомство министерства обороны, для защиты страны от возможных происков разведслужб и диверсантов. И ни в коем случае при этом не быть орудием междоусобной разборки в идейных отношениях. Правительство вообще не должно иметь силовых структур в управлении в качестве аргумента при выработке и реализации той или иной концепции общественного развития.

С окончанием классовой борьбы и переходного периода, как писали программные марксистские документы, «государство отмирает, переходя от управления людьми к управлению вещами и производственными процессами». Оно становится техническим, а не идеологическим государством. В этом суть великого освобождения страны от классового наследия в человеческих взаимоотношениях людей.

Их несовместимость была ясна Марксу и Энгельсу уже в XIX веке. И марксистская наука сделала вывод о капиталистической формации как последней из антагонистических формаций по прогрессивной линии развития. А Великая Октябрьская Социалистическая революция и последующее образование СССР подтвердили их выводы практически.

Но искажения, внесенные в развитие собственной страны Сталиным, другими генсеками и, в особенности, Горбачевым и Ельциным, похоронили радужные надежды евразийского народонаселения Советского Союза, а вместе с ними и успехи друзей-соседей, стран народной демократии. Победа либералов в нашей перестройке оказалась возможной не в силу истинности либеральной парадигмы, а в силу того, что рабочие уже перестали быть классом и не могли организоваться для протеста, а партийные боссы давно освободили себя от защиты их интересов. Подобная же зависимость теперь и в США, Англии, других странах, где рабочие находятся под каблуком менеджмента и пристегнуты профсоюзами к интересам собственников.

Классы как классы всюду практически выродились и после второй мировой войны, перемешавшей народы и перемоловшей социальные слои, впали в экономическую прострацию и деклассировались. Люди начали искать обеспечение своего существования не в общественном единении, а в личных и местнических связях. Их партии, больше думающие о своем элитарном статусе, перейдя к новым обозначениям / страты /, утверждали себя вне связей с социальными ценностями, стремясь при этом пополнить ряды элит в откормленных привилегиями слоях общества.

С убийством /или падением / СССР, классовая борьба в мире потеряла свои смыслы и перестала давать результаты. А вырождение партий, борющихся теперь за собственные /отнюдь не классовые / интересы, выражается в блудливой парламентской возне за влияние и сохранение постов для вожделеющих лидеров. Надстройка, перестроившись, всюду предала свой экономический базис. Базис пошел вразнос и распродажу. СССР пал, полагая, что это и есть вираж к спасению.

Массам не под силу ориентироваться в спиралях общественных перверсий. Их дезориентируют и обманывают СМИ, ТВ, печать. И на фоне идеологических извращений люди отвернулись от марксизма. А его, однако, следовало развить далее и вглубь, тем более что истина была на виду, ломилась во все двери и требовала новых определений…

Так в предвоенном 1940-м и, послевоенном, 1950 годах в стране было зарегистрировано соответственно 526 и 555 тыс. человек рационализаторов и изобретателей. Т. е. почти равно! А в 1955 – уже 1139 тыс., в 1965–2935 тыс., в 1975–4336 тыс., а к середине 80-х, т. е. к выходу Горбачева в верхи – почти 14 млн. чел./данные ЦС ВОИР/. Такого не было ни в одной стране.

Кто же такие рационализаторы и изобретатели? Это люди, которые совершенствуют старые и творят новые орудия труда, более эффективные. Так вот, репрессии массам показали, а новую движущую силу – скрыли. А люди эти уникальны.

Человек Подлинный исторически возник не как homo-sapiens, а как homo-creative. Камень и палка по отдельности – это не орудия. Их не носят с собой. А вот когда они в увязке и на плече, это именно орудие защиты, нападения, труда. Его берегут, ремонтируют, шлифуют, кладут под голову. Мы выжили и размножились благодаря творящему гоминиду. Именно от таких творцов начался первобытный коммунизм, объединивший предков в стада, а затем стада – в племена, нации, народы. С них же, по вступлении в социализм, начинается движение общества к новому, коммунистически цивилизованному миропорядку.

До сих пор орудийное творчество на протяжении веков было забавой. Много было рождено уникальных творений. А люди, их создавшие, ушли в безвестность. Советское государство, наше бывшее, впервые обратило на них свое внимание, и была разработана нормативная база премиального поощрения за техническое творчество. Теперь и этого мало, очень мало.

Надо ввести повсеместно в общественном секторе производства постоянное дополнительное отчисление от экономического эффекта автору предложения, постоянное до тех пор, пока идея приносит доход. Не премия, как при социализме, подталкивающая новаторов к количественной подаче идей; не патент или гонорар, как при капитализме, позволяющие выйти на элитарный статус самообеспеченности, а именно постоянное частичное отчисление автору предложения, пока оно кормит общество своим положительным достижением.