Сергей Григорьянц - Гласность и свобода

Оказаться для них ширмой, в положении Сергея Адамовича, став главным контролером КГБ, я не хотел, а другого и быть не могло.

Но уже на второй день путча с лестницы одного из подъездов ЦК КПСС другой ближайший помощник Андропова Аркадий Вольский объявил журналистам, что ГКЧП — незаконен и путч провалился. Казалось, что помощники Андропова боролись друг с другом. На мой взгляд (в понимании ГКЧП есть много, в том числе взаимоисключающих версий) они играли в одной команде и даже, может быть не согласовывая друг с другом деталей, действовали по одному и тому же плану.

Крючков был ничем не глупее Вольского, оба они были убеждены, как и их руководитель и учитель Андропов, что коммунистический аппарат не просто никуда не годится, но сопротивляется, мешает КГБ придти к власти, да и политическая доктрина, КПСС теперь уже лишь декорация, совсем обветшавшая. Что частная собственность, да еще управляемая КГБ, совсем не дурна, что страна под руководством офицеров их службы станет более динамичной, современной и достигнет небывалых успехов. Все это было иллюзиями Андропова, дополнявшимися их романтическими представлениями о честности сотрудников КГБ. Иллюзии развеялись вполне в период их полной реализации — уже очень долгого правления Путина. Впрочем, сейчас я думаю, что Евгений Примаков, возглавив отделенную Внешнюю разведку, не просто продолжил массовое внедрение агентуры на Запад по плану Шелепина — Андропова — Крючкова, но это «продолжение» изначально (с помощью сломанного изнутри «железного занавеса») было изначальной, почти столь же важной, как захват высшей власти в стране, целью КГБ.

Целью путча была не победа в нем, а сам путч. Конечно, по какой-нибудь случайности он мог и победить, но тогда в запасе у Крючкова был верный Собчак (Александр Николаевич Яковлев, когда мы с ним через много лет это обсуждали, грустно сказал: «У них всегда были запасные варианты»), да и с Горбачевым «после его болезни» можно было договориться. Но Ельцин был лучше их обоих и как я уже говорил, я уверен, что выбран был еще года два назад.

Ельцин был очень хорош для КГБ не потому, что он был свой: и Горбачев когда-то был секретарем крайкома, и Бакатин, а потому, что сразу же было видно, что это гораздо более авторитарный лидер, чем все другие, да к тому же всем обязанный КГБ, что он хорошо понимал. А авторитарная власть может быть прозрачной, как демократическая, а потому именно она удобна для расцвета работы тайных служб и тайных операций. Кроме демократии, как ни странно, противником КГБ был государственный аппарат — неважно партийный или беспартийный, но профессиональный. Он мешал внедрению в управление страной офицеров КГБ. Именно поэтому аппаратчик Силаев был для КГБ хуже, чем не имевший никакого опыта в управлении, но свой, родной для КГБ (там всегда очень ценились родственные связи) Егор Гайдар.

Я уже писал, что блистательная рекламная компания Ельцина, во-первых, была основана на качествах совершенно враждебных его природе и, во-вторых, бесконечно превосходила умственные способности и опыт и его самого и всех его знакомых. Но при этом я полагаю, что его «вели», ему помогали первое время втемную. Конечно, он не мог этого не понимать, сам был готов использовать для прихода к власти и демократов и КГБ, но принимал вполне охотно еще и потому, что как было свойственно партийным чиновникам очень высокого ранга относился к КГБ с пренебрежением, скорее как к лакеям, которые выполняют свои функции, но ничего не определяют. Даже Андрей Дмитриевич Сахаров когда-то к офицерам КГБ относился так же — ну пусть его охраняют, лишь бы не мешали. Ельцин так же хорошо понимал, как раскрывают ему двери, как и я хорошо понимал почему одним из первых освобожден из тюрьмы, откуда взялся Алеша Челноков или хотя бы сильно сомневался в каких-то других неясных ситуациях. Но у меня не было никаких личных целей, а у Ельцина были — еще до перевода в Москву обещанная ему высокая или даже верховная власть.

Думаю, что при всей своей недалекости и мелкости Лера Новодворская тоже хорошо понимала, что именно Жириновский организует ей «Демократический союз», а стукач Денисов дает на него необходимые деньги.

Комитет вел сложную многоплановую игру, продолжая помогать тем, кто с удовольствием принимал эту небескорыстную помощь и отбрасывая, уничтожая тех, на кого ставка оказывалась безрезультатной.

О первом утре ГКЧП наиболее достоверными мне кажутся воспоминания Сергея Александровича Филатова — руководителя канцелярии Ельцина (Красавченко был, кажется, его заместителем). Сергей Александрович был в этот день в Кисловодске, на отдыхе, часов в одиннадцать утра, после завтрака, включил радио, услышал «Лебединое озеро» и извещение ГКЧП. Очень взволновался и позвонил Ельцину. Тот не отвечал (похоже, что был пьян — С.Г.). Дозвонился вице-президенту Хасбулатову. Тот уже не спал, сказал, что одевается, но радио еще не включал и пока ничего не знает. Что едет сейчас в Белый дом и постарается найти Ельцина, что и удалось к часу дня. Меня, как и нескольких других топтыжки для ареста провожали с ночи, но к этим главным борцам за демократию — почему-то относились с гораздо большей осторожностью и даже Ельцина Крючков решил не задерживать в аэропорту, что не представляло никаких сложностей.

Но победу Крючкова, реальную, а не внешнюю, Комитета государственной безопасности СССР, а не ГКЧП в гораздо большей степени, чем Ельцин обеспечивала причина, которая и мне стала ясной только перед последней конференцией «КГБ: вчера, сегодня, завтра», то есть в двухтысячетретьем году, а никто другой о ней вообще никогда не говорил. Этим реальным бесспорным залогом победы Крючкова были «доверенные лица». Но Крючков, Вольский, те, кто реально готовили путч и приход Ельцина к власти, а не их ширма для публики, конечно, все это понимали на двенадцать лет раньше меня. На самом деле все было очень просто.

В тех редких случаях, когда все же вспоминали о КГБ СССР, говорили о том, что это самая крупная спецслужба в мире (штатная численность около трехсот тысяч человек, сейчас — гораздо больше), реже вспоминали о сексотах — секретных сотрудниках, которые не будучи в штате, выполняли систематические поручения офицеров оперативных подразделений, ежемесячно получая — чаще всего почтовыми переводами «до востребования» половину заработной платы. Каждый из них имел оперативную кличку, которая и упоминалась в отчете — подлинные фамилии были строго засекречены — встречи с ними происходили на явочных квартирах КГБ — ну все, как в стране, оккупированной враждебной армией. Каждый оперативник должен был «вести» до двадцати пяти сексотов. Реально их было по пять-десять у каждого оперативника, с большим количеством работать было практически невозможно из-за большого количества формальностей. Те, кто указывал, что у него пятнадцать-двадцать сексотов занимался явным очковтирательством и все это понимали. Да и польза от сексотов, как мне объясняли ушедшие из КГБ офицеры была невелика — в большинстве это были люди запуганные, которых шантажом заставляли подписывать бумаги о сотрудничестве или в редких случаях — искренне верящие в идеалы коммунизма и официальную пропаганду, легко дававшие подписку о сотрудничестве, но работать с ними было еще труднее — мало какое из поручений согласовывалось с их идеалами и приходилось их долго уговаривать.