Сергей Григорьянц - Гласность и свобода

Никто и никогда не упоминает о «доверенных лицах» в СССР. С ними все было гораздо проще: они никакой зарплаты не получали, встречаться с ними на конспиративных квартирах было необязательно. Но у каждого оперативника их должно было быть до пятидесяти и у большинства и впрямь было несколько десятков. С ними можно было выпить кофе или погулять в парке, о чем-то или о ком-то их расспросить, что-то доверительно им рассказать с расчетом на дальнейшее распространение. Можно было даже попросить устроить нужного человека. «Доверенные лица» тоже могли попросить о помощи, скажем, в получении квартиры или покупке машины, поездке за границу, защите диссертации или издании книги. А ведь иначе всего этого могло и не быть.

— Нас интересовали все люди мало-мальски известные, энергичные, влиятельные в своей среде — объяснял мне один из генералов «девятки» — управления охраны высших должностных лиц СССР — и мы практически никогда не получали отказов.

Бывали, конечно, исключения. Бывали люди так антисоветски настроенные, что с ними было опасно заводить разговоры. Одного такого в киевском музее (к сожалению, запамятовал его фамилию) завербовали, а он потом начал возмущаться, всем говорить об этом. Пришлось ему дать пять лет лагерей за клевету. Были люди, на которых просто не обратили вовремя внимания. Наконец, со времен Хрущева КГБ запрещалось проводить любого рода вербовку в партийном аппарате, в высшем командном составе армии, в руководстве и научной элите оборонной промышленности. За этим при Хрущеве строго, потом все слабее следил отдел административных органов ЦК КПСС.

— Но и здесь бывали исключения, — рассказывал мне генерал, — завербовали мы лейтенанта, а он, не без нашей помощи, дорос до генеральских чинов.

Оперативники Пятого управления КГБ поддерживали контакты того или иного вида почти со всей заметной творческой интеллигенцией Советского Союза, гигантское Второе главное управление КГБ СССР (контрразведка) — самое крупное на Лубянке — работало со всей технической интеллигенцией страны, да и чем еще заняться — шпионов на всех не напасешься.

— И я теперь смотрю, кого сам знаю — какие замечательные люди, — закончил генерал.

В этом и был простой секрет путча (поэтому не нужен был Силаев и очень удобен бессмысленный Гайдар). На смену хоть как-то защищенным опытным советским аппаратчикам, разнохарактерной партийной верхушке, где все же могли появиться и Яковлев и Бакатин пришли не только 35 % штатных сотрудников КГБ, но еще и 60 % «доверенных лиц», к каждому из которых был свой ключик. Конечно, никто этого не объявлял и очень мало кто понимал весь масштаб перемен. Немногие идейные сотрудники КГБ кое-что узнав о своей организации оттуда уходили и под причитания о разгроме КГБ это был очень удобный процесс очистки КГБ от посторонних, от недостаточно циничных и целеустремленных. Наивный депутат Верховного Совета Ким даже публично покаялся в том, что дал когда-то подписку о сотрудничестве. Менее наивные «доверенные» депутаты дружно его заклеймили (только диссидент Ковалев пытался защищать). Его правда, взяли на невысокую должность в администрацию президента, но как рассказывал он на последней нашей конференции о КГБ, после него никого кроме бывших офицеров туда на работу больше не брали.

Готовя эту (и я понимал, что последнюю) конференцию в поисках докладчиков я говорил с главным редактором одной из самых известных московских газет. Сказал, что буду говорить о «доверенных лицах».

— Это, конечно, правда, но ведь на их поведение контакты с сотрудниками КГБ не оказывали никакого влияния, — торопливо ответил редактор.

Говорил я, так получилось — они сами предложили, — сразу с тремя (самыми либеральными — Сатаровым, Батуриным, Красновым) бывшими помощниками президента Ельцина. Когда я упомянул о теме своего доклада наступило странное молчание, а потом один из них (юрист) с подозрением спросил меня:

— А почему вы именно нам об этом рассказываете?

И я понял — все они решили, что я знаю, что-то лично о них. Но я ничего не знал и просто объяснил, что тема конференции «Участие спецслужб в управлении страной» и я надеюсь, что они все это знают лучше меня и захотят выступить на эту тему.

Но никто не согласился. Сатаров прислал своего заместителя по Transparency International.

Путч закончился возвращением Горбачева из Фароса и гигантским митингом на Манежной площади. Мы стояли с Еленой Георгиевной на трибуне, что-то говорил Горбачев — за его спиной не было слышно. Кажется, что-то сказала и Елена Георгиевна, я, по обыкновению, говорить отказался. Горбачев подошел к нам, наклонился, Елена Георгиевна взяла его за голову и поцеловала в лоб. И даже мне на минуту показалось, что начинается новая эпоха, новая жизнь. Она и началась, но совсем не та, которую все же была надежда.

Осень и зима девяносто первого года — для большинства период недолгой политической эйфории, восторга освобождения от советской власти и все растущего отсутствия всего самого необходимого для жизни — хотя бы элементарной еды, хоть какой-то одежды, даже в Москве то и дело выключавшегося отопления в квартирах. Меня не было в Москве, жена рассказывала как по семь часов стояла в очереди за кусочком масла, остро необходимого для нашей заболевшей тогда дочери. Даже приезжая в Москву я переключался на борьбу за выживание «Гласности» и почти не понимал как достаются даже самая необходимая еда — тяготы жизни в то время на плечах жены и ее матери Зои Александровны, но и у меня в глазах стоит наш кухонный стол, за котором мы сидим впятером, а посередине — небольшая тарелочка с аккуратно нарезанными маленькими кубиками вареного мяса. Я втыкаю вилку в третий или четвертый кубик и слышу голос Тимоши:

— Папа, так мне ничего не останется, — и мы все встаем из-за стола полуголодными.

Сообщение «Е.Г.» от 2 июля 1991 года:

«МОСКВА. (Николай Гаврилов). Москвичи, проживающие на территории РЭУ-9 Черемушкинского района, выражают возмущение произволом со стороны начальника РЭУ Александра Чувилина. Чтобы получить талоны на сахар, приходится выстаивать в очереди по 5 часов, с предварительной записью. При этом льготы никому из заслуживающих их не предоставляются. Многим жителям не выданы талоны на сахар даже за июнь месяц, и не известно, получат ли они их в июле. Некоторые сотрудники РЭУ-9 предлагают желающим приобрести талоны без очереди, но за соответствующую мзду».

Но все же в нашей семье никому не приходилось что-то продавать на улице, чтобы купить хоть какую-то еду, но вся Москва, все ее площади, бульвары, даже переулки заполнены десятками тысяч людей, державшими в посиневших руках какие-то кофточки, туфли, сумочки в тщетной надежде их кому-то продать, жалкий скарб и до этого нищих советских людей.