Сергей Григорьянц - Гласность и свобода

К тому же создалась прочная в результате столь успешных реформ (под восторг СМИ о достижениях), дискредитация на десятки лет самого представления о демократии у миллионов русских людей. И все же очень любопытно — удивительное совпадение результатов реформ Гайдара с планами совещания руководителей спецслужб стран Варшавского договора в Польше в 1989 году, о котором мне рассказывал премьер-министр Польши Ян Ольшевский.

— Мы разделили между собой Россию, — откровенно, сказал мне в Париже Живило. Один из юных алюминиевых королей — в аккуратно сидящем на его спортивной фигурке джинсовым костюмчике, опять пытался вместе с очередным офицером внешней разведки меня купить, впрочем местный губернатор Аман Тулеев уже обвинял в то время моего юного собеседника в попытке организовать его убийство. Его легкая уверенность в себе мне очень напоминала некоторых моих столь же симпатичных соседей по Верхнеуральской тюрьме. Помню, как один из опытных уголовников внезапно возмутился, когда я с отвращением рассказывал о каком-то райкомовском воре — конечно, ничтожном по нынешним временам. — «А почему он тебе не нравится — хорошо устроился парень»

Все опытные хозяйственники и экономисты были удалены от руководства страной и этого раздела, причем судя по тому, как уже до путча КГБ дискредитировало Ивана Силаева все это планировалось изначально. «Русское чудо» по немецкому образцу не могло произойти по определению, потому что Эрхардт раздавал предприятия опытным промышленникам, вкладывавшим собственные деньги, ум и высокий профессионализм в возрождении промышленности, а Гайдар и Чубайс в залоговых аукционах двум десяткам наглых, ничего не умевших комсомольских вождей, одни из которых были близки к уголовникам, другие к КГБ — разница уже тогда была очень невелика.

Я повторял это много лет — в России и США, но еще несколько лет назад это звучало чрезмерно-парадоксально и совершенно неубедительно. Когда я сказал это в передаче «Голоса Америки» даже в 2012 году это был их последний мне звонок. И впрямь, после так называемого окончания «холодной войны» кажутся вполне бесспорными ее результаты: Советский Союз потерял половину своего населения и территории, всех своих сателлитов, не говоря уже о мировом могуществе. Его население продолжает вымирать, а страна на первый взгляд становится все более беспомощной. Мир стал бесспорно однополярным, а Соединенные Штаты Америки — достигли небывалого в их истории могущества и влияния на всем земном шаре, далеко превосходя мощь и зависимость остального мира от победоносной Римской империи, да и всех других известных империй в периоды их наивысшего расцвета.

Но не будем повторять банальностей, что за минувшие тысячелетия Земля стала меньше, все ее части гораздо более досягаемы, а формы влияния и давления существенно изменились. На наш взгляд гораздо более сомнительным является повсеместно царящее убеждение в блистательной победе западной демократической цивилизации над миром тоталитаризма и агрессии питаемой в первую очередь на коммунистическом Востоке.

Ведь никакой открытой войны между Соединенными Штатами и Советским Союзом никогда не было. К ней были очень близки в мае 1945 года, но истощенная долгой войной Красная армия, потерявшая только в кровавом штурме Берлина триста тысяч человек, не была способна противостоять армиям Паттона и Монтгомери, отделявших Берлин от Парижа, и Сталину пришлось отступить, отдать Францию де Голлю, разоружить коммунистов и лишь тогда выпустить из Москвы Тореза — в Кремле хорошо понимали, что неконтролируемый советскими танками коммунистический режим много опаснее любого другого. Потом все это повторят советские маршалы и Суслов во время парижского восстания 1968 года. Война между США и СССР была чудовищно близка в 1953 году, 1962-м, 1984-м, но все же, к счастью, так и не началась, продолжалось противостояние не столько двух стран, сколько двух миров. Один олицетворялся ГУЛАГом, десятками миллионов человек погибших и замученных бесправием, нищетой и мукой дошедших до тех пределов, когда остается только инстинкт выживания. У Шаламовских героев он уже не только не на человеческом, но даже и не на животном уровне. Гений Шаламова показал, как опасна эта биологическая субстанция всему сущему на Земле.

Противостоящий коммунистическому лагерю западный мир защищал и пропагандировал человеческую свободу, возможность и ценность индивидуальной самореализации личности, право на частную жизнь и частную собственность — интеллектуальное и нравственное богатство, собираемое по крохам и накапливаемое человечеством многие тысячелетия.

На каждом шагу повторяют в России, да и во всем мире, навязшее на зубах до оскомины утверждение, что в 1991 году произошла глобальная победа мира демократии и свободы над тоталитарным коммунистическим монстром. Но прошло двадцать лет и пора уже, наконец, подвести итоги. Насколько выросла и укрепилась даже не мощь Соединенных Штатов, что тоже не очевидно, но то царство человеческой свободы, независимости от подавляющей его государственной власти, возможности самореализации человеческого гения, интеллекта, его бесконечно сложной природы после победы над основной силой, которая идеологически и по природе своей всему этому была враждебна. Насколько улучшилась жизнь человека в западном, победившем мире, после того, как исчезла почти столетия нависавшая над ним смертельная угроза.

И если мы подумаем как изменилась за два десятилетия жизнь граждан в странах-победительницах, насколько возросла в них демократическая и интеллектуальная свобода, то неизбежно придем к странному выводу о том, что объем этих отвоеванных, защищенных в долгой борьбе свобод резко сократился, больше того, пожалуй, стал не больше, чем в наиболее либеральные годы правления Хрущева в тоталитарном Советском Союзе.

Итак, что же получили освободившиеся от коммунистической угрозы граждане стран Западной Европы и США? Видимый каждому результат — в метро, на улицах любой страны (пока кроме Великобритании) — группы полицейских с автоматами наперевес. До падения коммунистического режима в СССР западный мир жил иначе, без вооруженной охраны на каждом шагу.

Из менее заметных, но еще более существенных ограничений приватной свободы человека, напомним о прослушивании телефонов и перлюстрации как почтовой, так и электронной корреспонденции без судебного постановления уже почти во всех европейских странах. О размещении сотен миллионов видеокамер, об открытой для полиции возможностью фиксировать местоположение любого портативного телефона, позволяющими в считанные минуты определить местоположение, а часто и поведение любого гражданина свободной страны. А если к этому присоединить необходимость сдавать отпечатки пальцев при въезде в США, фиксацию индивидуальных особенностей глазной клетчатки (с последующим занесением в архив) при входе во многие государственные и международные организации, вплоть до Совета Европы, да еще к тому же всеохватывающие сети медицинских, страховых, банковских и платежных карточек, позволяющих Большому Брату, пока ведущему себя деликатно, в считанные минуты определить состояние здоровья, сделанные сбережения, характер и стоимость всех вплоть до мельчайших покупок, становится ясным, что объем гражданских свобод в победивших ради них странах Запада, на самом деле резко сократился. А к этому прибавились все растущие ограничения на въезд в страны Запада, отсутствие роста благосостояния граждан в реальном исчислении за два десятилетия, почти стабильный кризис, обремененных гигантскими долгами экономик, безработицу и все сокращающиеся возможности получить не только работу, но и приличное образование у молодежи, то становятся не только объяснимы повсеместные многотысячные акции протеста, практически в любой стране, но и возникает вполне естественный вопрос: так ли должны жить победители? Действительно ли были защищены или хотя бы сохранены, уж если не расширены демократические свободы? Ведь все это движение к авторитарной власти, а не к торжеству победившей демократии.