Клаус Хольцманн - Россия. Снова эксперимент

Первой из восточноевропейских стран к рыночным реформам приступила Польша, и какое-то время она была как бы путеводной звездой для российских младореформаторов. Тем не менее между польскими и российскими реформами была и существенная разница. В Польше реформы шли в задуманном порядке, в России же порядок этот, как уже мы говорили, был нарушен, не было в Польше и российской спешки с приватизацией. В Польше в самые худшие времена существовала частная собственность, причем это был преобладающий сектор в сельском хозяйстве. Там успели сложиться новые общественные силы, возглавляемые окрепшей в борьбе «Солидарностью», которая сумела взять руководство реформами в свои руки. В России, напомним, реформы были отданы на откуп все той же номенклатуре. И при всех этих преимуществах, при том, что реформы там начались не в столь критических условиях, как в России, эффект от них был в то время, да и в последующем, далек от запланированного, причем весьма и весьма.

Свидетельство тому — статья Н.Ермоловича под удивляющим названием «Грозит ли Польше коммунистическая опасность» [143], опубликованная в конце 1992 года. Вот о чем свидетельствует эта статья: «…продолжается обнищание многих слоев польского населения… пригороды и деревни по-прежнему представляют печальную и допотопную картину. По словам одного из политиков, сейчас в Польше капиталистические цены и социалистическая зарплата. Польское общество высказалось против социализма, говорит все тот же политик, но оно сегодня парализовано несправедливостью новой системы». И если в такой традиционно строптивой стране бывшего социалистического лагеря взоры людей, как показывает название самой статьи, вновь обращаются к коммунистам, то это может свидетельствовать лишь о том, что на том этапе основной части населения реформа ничего не принесла, а наоборот, ухудшила ее положение.

Проследим дальше. В той же газете спустя восемь месяцев появилась статья Л. Корнилова [149] «Поляк переходного периода» (ох, уж этот вечно переходный период). Вот выдержки: «Растет пессимизм. В 1989 году в Польше было 10 % пессимистов, в 90-м уже 25 %. К концу 1992 года их доля возросла до 73,7 процента»; и далее: «свыше половины поляков питают неприязнь к бизнесменам, а каждый третий считает их жуликами и спекулянтами». И это происходит в стране, где коммерция всегда была частью жизни народа. Что же говорить в таком случае о России, где бедность издавна воспринималась как норма жизни, а бизнес отнюдь не процветал? Недовольство поляков выражалось в демонстрациях с лозунгами, обвиняющими во всем национального лидера и первого президента Л. Валенсу: «Лех, ты нас предал!» На это Валенса в одном из своих выступлений признал, что в реформах оказалось слишком много непредвиденного и заключил: «Мы замахнулись мотыгой на Луну».

Посмотрим, что же произошло в Польше спустя много лет. Может быть, к тому времени (1999 год) завершился этот пресловутый «переходный период». Ничуть не бывало. В статье М.Румера «Победа, воспринимаемая как катастрофа» [90] «…слышится весь ворох обвинений, обрушиваемой на голову власти, правительства: «при коммунизме было лучше», «поляки еще никогда так не страдали», «происходит биологическое истребление народа», «в Польше устраивают новый Холокост», «морят голодом пенсионеров, врачей, деревенских детей» и вообще «разворовали Польшу», «продали наши идеи, предали народ». И автор задается вопросами: «Получается, что интересы власти и населения расходятся. Так в чьих же интересах проводится реформа? Что толку от роста валового продукта, если люди чувствуют себя еще более обделенными? Убедительного ответа на эти вопросы, по-моему, не дает ни Куронь, ни комментирующий его публикацию Егор Гайдар: «Куронь полагает, что главный недостаток польской реформы — в создании бюрократического капитализма, который всегда порождает коррупцию. Бюрократ плюс экономика всегда коррупция». То, что утверждает Куронь, просто нелепо. Бюрократия существует во всех западных капиталистических странах с развитой экономикой, и коррупция иногда тоже одолевает ту бюрократию, но в самых минимальных размерах. Минимальных потому, что власть (демократическая!) решительно борется с коррупцией. И вот бы польской власти валенсовской мотыгой не на Луну замахиваться, а на головы коррупционеров. Правда, если коррупция в Польше успела достигнуть российских масштабов, то никакая мотыга уже положение не спасет, ибо власть срослась с коррупцией, как скала в море с ракушками. И недаром бывший пресс-секретарь Ельцина П. Вощанов однажды в телепередаче произнес: «Коррупция — это атмосфера, которой дышит власть». Так что, г-н Куронь, не «бюрократия плюс экономика» виновата, а власть, которая изначально не борется с коррупцией. Выходит, Куронь путает причину и следствие. Удивляет, что не осмыслил он этого спустя чуть более десятка лет после начала польских реформ».

Примечательно и то, что Гайдар, так «успешно» начавший свои реформы, за это время успел перейти на роль комментатора чужих реформ. Понятно, что российские реформы взяли старт в неизмеримо худших условиях, чем польские, и столкнулись с еще большими препятствиями, чем это было в Польше. Под этим предлогом в России был изменен порядок составляющих звеньев реформы. А порядок предусматривал сначала приватизацию, затем финансовую стабилизацию, и только после этого предусматривалась либерализация цен. Но новое руководство страны, пытаясь себя выгодно оттенить на фоне топтания на месте и нерешительности перестроечного периода, ринулось в реформы, очертя голову. Порядок изменили, объяснив, что для следования ему уже нет времени. И вперед был запущен самый легко доступный этап — либерализация цен. К чему это привело — уже говорилось. Но вернемся к предмету нашего разговора, т. е. к реформам в Польше. Каков их результат? К какому уровню жизни они привели? Мне, живущему в Германии, легче судить об этом по нескончаемому потоку поляков, приезжающих сюда и ищущих здесь какую-нибудь работу.

Ну, а раз речь уже зашла о Германии, посмотрим, что же там происходило после объединения двух германских государств с совершенно разными экономическими укладами. Уже первые результаты оказались совершенно неожиданными. По моей работе в Союзе мне пришлось познакомиться лишь с одним видом продукции гэдээровского предприятия «Кюльавтомат». Без преувеличения могу сказать: продукция была на уровне высших мировых образцов. Каково же было мое удивление, когда, прибыв в Германию, я узнал, что это предприятие приобрел в частное владение западногерманский хозяин фирмы аналогичного профиля и… тут же закрыл его. Как мне объяснили, сделал он это из опасения, что предприятие приобретет кто-либо другой и станет конкурировать с его фирмой. Но почему же он сам не продолжил выпуск той конкурентоспособной продукции? Можно лишь высказать предположение. Продукция предприятия была ориентирована в основном на страны социалистического лагеря. А начавшиеся там реформы значительно сократили (если вообще не исключили) потребность в этой продукции. А западногерманский предприниматель, приобретший то предприятие, очевидно, владея информацией о западном рынке, решил, что на нем избыточное количество продукции не найдет сбыта.