Клаус Хольцманн - Россия. Снова эксперимент

Такая же судьба постигла известные судоверфи в Штральзунде, где с такой охотой становились на ремонт советские суда, а также многие другие предприятия. Необычной оказалась и участь фирмы «Карл Цейсс», производившей во все времена отличную оптику. Но вот при новом владельце она прекратила ее выпуск и даже сменила профиль, уменьшив при этом масштабы производства. Кроме того, при объединении были ликвидированы большинство гуманитарных организаций, занимавшиеся в ГДР культурой дружественных стран восточного блока. Естественно, что сотрудники этих организаций пополнили, и довольно внушительно, армию безработных. Множеству людей с высшим образованием, в том числе инженерам с большим опытом, пришлось попрощаться со своей профессией и перейти к более примитивной работе.

Вот отзывы прессы о положении в восточных землях Германии спустя много лет после объединения: «Люди надеялись на «цветущие ландшафты», которые им обещал канцлер Коль (еще одна вариация на тему процветания. — К. X.) после объединения Германии. Ныне, правда, пятая часть населения восточных земель называет свои надежды иллюзиями. 74 % «осей» чувствуют себя по-прежнему людьми второго сорта» [96].

Более подробно описывает ситуацию Е.Канунникова [147]: «Восточногерманская политика правительств Коля и Шредера полностью провалилась. 1,25 триллиона евро утекли в бездонную яму. Деньги с Запада на Восток и по сей день текут непрерывным потоком. Ежегодно 4 % валового продукта, произведенного в старых землях, идет на восстановление экономики новых земель. Только в прошлом году (2003. — К. X.) эта сумма составила 90 млрд. евро. При этом безработица в Восточной Германии набрала драматические обороты — около 20 % трудоспособного населения вынуждены либо сидеть на шее у государства, получая пособие по безработице, либо уезжать в более благополучные земли. Уезжает в основном более мобильная и целеустремленная молодежь». От следующей публикации под названием «Регионы без будущего» [94] так и веет унынием: «Несмотря на миллиардные вливания, которые были сделаны за 18 лет, прошедших после объединения страны, Восточная Германия по демографическим показателям находится на последнем месте в Европейском Союзе».

И, наконец, приведем фрагменты из более свежей публикации, уже 2011 года [125]: «21-й год прошел с того момента, как два немецких народа стали жить в одном государстве. Однако, похоже, что для многих в современной Германии линия раздела между западными и восточными немцами не исчезла»; «В минувшем сентябре уровень безработицы в восточных федеральных землях равнялся 10,4 %, в западных — всего лишь 5,7 %»; «…на развитие восточных регионов страны Федеральное правительство выделило за этот период (с 1995 по 2010 гг. — К. X.) около двух триллионов евро»; «…население восточных земель ФРГ постоянно уменьшается: люди бегут. Ведь обещанных им еще бывшим канцлером Гельмутом Колем «цветущих ландшафтов» они так и не дождались».

При безусловном признании истины, что социалистическая система хозяйства менее эффективна, нежели капиталистическая, все же можно сослаться и на позитивный пример первой системы. И это как раз пример бывшей ГДР, превращенной социалистическим лагерем в свой показательный форпост. Можно говорить, что этому способствовали усилия остальных стран лагеря, в первую очередь Советского Союза. Но отнюдь не последнюю роль в этом относительном процветании ГДР сыграли необычайные организованность и трудолюбие немецкого народа, взявшегося за построение социализма со всей серьезностью как раз в то время, когда в Советском Союзе уже начали проявляться тенденции упадка. Туристы из Советского Союза, которым удалось в разное время побывать в ГДР, при возвращении домой неизменно восторгались уровнем жизни и порядком в этой стране. Беда ГДР заключалась лишь в том, что рядом с ней располагалось государство, населенное тем же народом, но с более высоким уровнем экономического процветания. Второй фактор — в ГДР царил такой же тоталитарный режим, что и во всех странах восточного блока, поскольку без тоталитаризма социализм просто нежизнеспособен. А рядом у соседей была подлинная свобода и демократия. И это не могло не раздражать определенный слой общества, многие члены которого стремились на Запад, и часто, рискуя жизнью, добивались этого. А внутри страны зрело диссидентское движение. Тем не менее ситуация в ГДР перед объединением ничем не напоминала ужасающую картину конца перестроечного периода в Советском Союзе. И хотя объединение обеих стран, так или иначе, было вызвано исторической необходимостью, сам процесс объединения скорее можно было назвать поглощением, настолько оказались ущемлены интересы значительной части населения восточных земель. А возвращаясь к прошлому, можно резюмировать, что ГДР могла служить образцом, как надо реализовывать потенциальные возможности социализма. И теперешние трудности восточных земель при интеграции в общегерманское государство никак не свидетельствуют о несостоятельности бывшей ГДР, а лишь приводят к выводу, что социализм в капитализм нетрансформируем. В самом деле, если в рамках такого государства, отнюдь не бедного, за период более 20 лет не удается выровнять положение в двух частях страны, то к иному выводу прийти нельзя.

Можно утверждать, что рыночные реформы во всех восточноевропейских странах так ни к чему путному не привели. На этом фоне удивительные результаты можно увидеть в Китае. Пережившая нелегкий зигзаг истории, повергнувший ее в бездну, страна все-таки нашла в себе силы кардинально выправить положение. Чем же объяснить китайский феномен? Прежде всего, тем, что китайская партийная номенклатура сохранила свою жизнеспособность, в отличие от советской номенклатуры, которая сгнила на корню. В китайской компартии нашлись здоровые силы, осознавшие необходимость реформ, и они во главе со своим лидером Дэн Сяо Пином принялись осуществлять эти реформы. К сожалению, в Советском Союзе, а позднее в России, не нашлось лидера подобного масштаба. Приходится вспомнить, как попытки провести хоть какие-то реформы А. Косыгиным были заблокированы Л. Брежневым. Прозвучало тогда нечто вроде: «Какие реформы?! Надо просто лучше работать». Но позаботиться о том, чтобы в стране стали лучше работать, Леонид Ильич не удосужился. А когда в начале 90-х годов все же дошло дело до реформ (уже без почившей в бозе КПСС), то новые власти бросились в них с бесшабашной лихостью, беспечной непродуманностью. Нам же далее предстоит убедиться, с какой серьезностью, продумывая каждый шаг, учитывая многие нюансы, проводила реформы китайская компартия.

Необходимо отметить, что, проводя рыночные реформы, коммунистическое руководство Китая ни на йоту не отступило от своей политической линии. Не было показной псевдодемократии, сохранялась диктатура, временами довольно жесткая (вспомним кровавое подавление демонстрации на площади Тяньаньминь), но китайские реформы вряд ли смогли бы выдержать испытание временем без жесткой дисциплины и контроля. «Кому-то покажется странным сочетание слов «свободный рынок» и «коммунистическая диктатура». Китайцы последовательно расширяют свой «свободный рынок» путем рекрутирования крупных бизнесменов в компартию. Это, конечно, налагает на партийных предпринимателей некоторые обязательства, но зато их лояльность оплачивается также некоторыми привилегиями и гарантиями покровительства могущественной партии» [120]. Неудивительно, что при таком подходе смогла сложиться гармония между властью и бизнесом.