Клаус Хольцманн - Россия. Снова эксперимент

Вот и получается, что внести свой вклад в ход проведения реформ и даже объяснить причины их неуспеха весь цвет ученых в пределах алфавита (от Абалкина до Явлинского) внятно не сумел. Последний, почувствовав свою невостребованность, вообще отстранился от вопросов экономики и ударился в политику. Ученые так и не поняли, что советская экономика насквозь нерыночная. Ведь создавалась она в расчете на директивное, плановое ведение хозяйства, и потому к рынку ее приспособить не удается. Понимание этой проблемы промелькнуло в статье С.Кара-Мурзы [158]: «Экономика парализована в ходе реформы из-за полного несоответствия «физиологии» созданной в СССР промышленности и принципов монетаризма. Возможно, наша экономика вообще не может превратиться в рыночную без полного разрушения и катастрофы. Мутации отдельных предприятий с приспособлением их к хаосу не решают дела.» А целая плеяда ученых этого не захотела увидеть и не учла.

Элемент прозрения прозвучал и из ближнего зарубежья устами президента Казахстана Н.Назарбаева. Его речь была помещена в «Известиях» [145], и в ней он называет «тенденции, возобладавшие в бывшем Советском Союзе с самого начала рыночных преобразований, экстремистскими». Он признал, что «поспешное революционное разрушение старого в условиях, когда новое еще не построено, приводит чаще всего к хаосу, упадку, дискредитирующему новую прогрессивную идею. При этом поневоле возрождается авторитет старой, пришедшей в негодность системы, которая позволяла худо-бедно существовать». Там же президент говорит о возврате к «перспективному» планированию в экономике. Правда, он не говорит, и видимо, не задумывается, с помощью какого механизма (двигателя) он собирается осуществлять планируемое.

Возвращаясь к незавидной роли ученых-экономистов в процессе проведения реформ, вспомним слова Ельцина в ответ на обвинения в ошибке при определении сроков наступления фазы «процветания». Прозвучало это так: «Ошибся не только я, «лобастые» академики тоже ошиблись». Просчет «лобастых» академиков лежит не столько в области науки, сколько в сфере простой человеческой логики. Здесь присутствует чисто психологический фактор. Увлеченные парением в заоблачных сферах своей науки, они порой по инерции не успевают быстро переключить свое внимание как раз на ту самую простую человеческую логику. По этому поводу в ходу много анекдотов. Приведу лишь один пример.

Мне довелось присутствовать на совещании по поводу реконструкции одного производственного цеха в многоэтажном здании. В этом совещании принимал участие очень уважаемый мною профессор. Причем это был ученый с производственным уклоном, потому его и пригласили. В перерыве участники прошли в цех, обсуждая пути реконструкции. Стал вопрос о ширине цеха. В многоэтажных зданиях расстояние между осями колонн 6 м (в старых зданиях 5 м). Казалось бы, чего проще, посчитай число колонн, прибавь единицу и умножь на 6. Это известно любому студенту вуза, изучавшему строительное дело. Так нет же, наш профессор стал бодрыми шагами мерить ширину цеха. Я отвернулся, зажал рот, чтобы не расхохотаться. Я мог бы сказать много добрых слов об этом прекрасном человеке. Но, увы, наша тема востребовала лишь этот комический эпизод, относящийся к области психологии. И если в других областях науки она не играет такой существенной роли, то в экономической науке она важна. Так, А.Паршев в своей нашумевшей книге «Почему Россия не Америка?» [49] пишет на странице 23: «Экономика вообще состоит из математики пополам с психологией». В самом деле, чтобы определить, насколько конкурентоспособной окажется та или иная продукция, будут ли ее покупать, надо понять много нюансов логики поведения покупающей стороны. В условиях советской экономики это совершенно не требовалось и, видимо, в экономической науке поэтому не привилось. Вероятно, по этой причине скромный председатель белорусского совхоза оказался прозорливей «лобастых» российских академиков.

Прозорливей оказались и российские предприниматели, исключая тех, кому удалось ступить на «нефтяные тропы». И хоть они, так же как «лобастые» академики, не утруждали себя экскурсами в область психологии, практическая сметка подсказала им, что продукцию производить не стоит.

Продукция, произведенная на устаревшем оборудовании и по такой же технологии, никому, дескать, не нужна. А модернизация производства, как уже говорилось, может быть рассчитана лишь на более или менее отдаленную перспективу. Но отдачу все хотят получать сегодня, учитывая нестабильность ситуации. Поэтому владельцы производств ориентированы на извлечение прибыли из других сфер, не связанных с производственным процессом. Так диктует простая человеческая логика.

Поскольку чуть выше мы упомянули книгу А.Паршева, раскроем ее основную мысль. Автор книги утверждает, что российское производство убыточно из-за климатических условий и транспортных расходов. Подробнее об этом на стр. 103 [49]: «Любое производство на территории России характеризуется чрезвычайно высоким уровнем издержек… В первую очередь это происходит из-за слишком сурового климата — производство, да и просто проживание в России требует большого расхода энергоносителей. Энергия стоит денег, поэтому наша продукция при прочих равных условиях получается более дорогой».

О транспортных расходах, учитывающих огромные территории России, написано там же, на стр. 73: «Плотность населения напрямую влияет на транспортные расходы. Если, например, равномерно разместить население каждой страны на ее территории, то англичане, немцы, японцы окажутся на расстоянии около 60 метров друг от друга, тайцы и французы — в 100 метрах. А вот между русскими расстояние будет 570 метров. Даже если мы будем учитывать только так называемую «эффективную» площадь страны, т. е. ту треть России, на которой среднегодовая температура выше минус 2 градусов Цельсия и где сконцентрировано все ее население, то среднее расстояние сократится примерно до 200 метров. Да и эта «эффективная» площадь России — не круг или квадрат, а узкая полоса, вытянутая в широтном направлении на тысячи километров. Вот и прикиньте, во что в России обходится дорожное строительство, связь и транспортные тарифы». Впечатляет… впору даже схватиться за голову от неожиданности. Но что уж тут поделаешь — «широка страна моя родная».

На стр. 58 той же книги автор углубляет тему транспорта: «Беда в том, что сухопутный транспорт существенно, на порядок, дороже морского, и отвезти морем норильский никель в Лондон и даже в Куала-Лумпур не дороже, а дешевле, чем в Москву, из-за перевалки и длинного железнодорожного плеча». Действительно, выход к морю имеет лишь весьма ограниченное число промышленных центров, большинство же из них вынуждены доставлять продукцию в порты сухопутным транспортом. Но в ушах продолжает звучать мотив и слова той песни в конце предыдущего абзаца, и из следующего ее предложения мы вспоминаем, что в стране не только много лесов, полей, но и рек. Эврика! Мы нашли!.. Увы, и здесь нас ждет разочарование, и повод для него автор преподносит нам на стр. 74: «… у нас дешевых незамерзающих водных путей тоже нет, в последние годы и замерзающие выходят из строя. Увы, прекратилось движение судов по многим рекам, фарватеры не чищены несколько лет по «экономическим соображениям», то есть из-за правления реформаторов». Тут, правда, несколько смущает вопрос: кто чистил варягам русло Днепра на пути «в греки»…