Вениамин Додин - Повести, рассказы, публицистика

Они хотели знать, чем мы занимались в Швейцарии. Я им ответила, что жила в Англии, считаю себя лояльной гражданкой, но моё прошлое остаётся моим.

И это было всё.

Она покинула Англию в марте 1950 года, вскоре после того как Клаус Фукс был арестован и осужден на 14 лет тюрьмы. Возможно, Фукс в своём признании мог упомянуть её, хотя он не знал ни её имени, ни её адреса. Соня не могла больше откладывать отъезд, Лен лежал с переломом ноги после того как попал на мотоцикле в катастрофу, и ему пришлось остаться. Остался и Майкл, тогда уже восемнадцатилетний студент философского факультета Абердинского университета. Соня закопала свой радиопередатчик и отправилась в аэропорт Хитроу с Ниной и Питером, её младшим сыном.

Самолёт приземлился в Западном Берлине, и она пошла прямо к контрольно–пропускному пункту на Фридрихштрассе, миновав который под взглядом сотрудников НКВД попала в советский сектор.

Это было безрадостное возвращение на родину. Она уехала из Лондона в спешке, и никто здесь её не ждал. Было уже 10 часов вечера, и дети мёрзли сидя на чемоданах. Она возила их из гостиницы в гостиницу, но все они были переполнены. Случайно их направили к одной престарелой паре сдававшей комнаты на Розенталерплатц. Дети спали в одной сырой постели, а я в другой. Когда они проснулись, то увидели город в руинах. Их комната отапливалась только раз в три дня из–за нехватки угля.

Вскоре Соне удалось обосноваться в небольшом домике, где они живут до сего дня. Приехали Лен и Майкл. Соня работала в различных государственных учреждениях, сначала в прессе, потом в системе внешней торговли. В 1956 году она оставила работу и занялась литературным творчеством.

Её дети сделали карьеру в ГДР. Майкл, которому сейчас почти 60 лет, работает в театре. Нина преподаёт в начальной школе. Питер (сын Лена, родившийся в Англии) занимается философией. Все они живут недалеко от Сони. У неё есть внуки и правнуки — в общем, крепкая, дружная семья. Все, включая Лена, называют её на английский лад мамми и говорят по английски. Хотя Лен до сих пор с английским не в ладах.

Соня отдала разведке 20 лет, жила в огромном напряжении, рисковала всем. НУЖНЫ ЛИ БЫЛИ ЭТИ Жертвы? Соня, абсолютно преданная коммунизму, отвечает: да! Конечно, её работа с Фуксом была удачной. Сэкономила ли они время русским — остаётся вопросом. В СССР были замечательные учёные, однако первая русская атомная бомба была испытана только в 1949 году.

Я, — говорит Ральф, вспоминая Майкла Хартлендта, — чувствовал одновременно восхищение и грусть, когда выйдя от Сони и Лена, брёл по бледно освещённым улицам Берлина…

Она прожила жизнь скромно, разделяя все невзгоды, беды и тяготы с простыми людьми. Теперь всё, во имя чего она и все мы работали, превратилось в прах.

Соня всё ещё цепляется за надежду — она не утратила своего мужества. Но когда мы в последний раз разговаривали по телефону после моего возвращения в Англию она обмолвилась: куда же нам остаётся идти теперь?…

Ральф и на это не способен…

* * *

За нашими с Ральфом встречами прошли недели три. Жили будто в другом мире. Ещё при войне.

Ну а колония КРЯЖ? Как она?

Живёт.

Живём и мы. Вот вернулись с объекта. Грязные как черти. Нам в баню!

О бане разговор особый — при пяти мощнейших локомобилях должна быть добрая баня. Она есть — с великолепными моечной, парилкой, душевой. И бассейном. Но он технический, для охлаждения сбрасываемой в котлы кипящей воды отопительного контура. Но всё это великолепие для вольных. Кроме моечной. Она и для зэков в банные субботы.

Однако, нам кессонщикам разрешено пользоваться всем. Пользуемся как правило душевыми. Пользоваться всем разрешено и армии особых колонистов — из бывших областных, даже районных бугров. Их уже перечислял

. Зав. котельной человек легендарный — старик с патриаршей бородой Прокопенко Нил Макарыч. Потёмский матрос! По преданию — с тех пор сидит С малыми паузами для очередных судов. Не уживается с советской властью. — Поперек горла, — обзывает. Девкам котельным, кочегарам, всей обслуге — дед родной. Дед — ему под 90 или уже за 90 Могуч, Молодцеват. По два часа плавает–бултыхается в узкой коробке глубокого бассейна… ни в кипятке ли?!

Покрикивает оттуда — Девки! — Это значит пару поддать! Кипяточку!

Наверно в кипятке. Там пар свистит и воет, кипящая вода шумит и гремит — ничего не слыхать! Не видел, что б кто–то ещё в коробку бассейна залезал. Смотреть туда страшатся.

Вопреки режимным инструкциям Нил Макарыч пригласил в запретные отделения бани котельной Голицына. Но новая власть — Пороховиков — запретил, грубо указал Кириллу Николаевичу — Вон! Нил Макарыч завёлся. Поднялись девчёнки… Пороховиков собачиться с ними не стал — удалился солидно. Сутки спустя Быков подписал рапорт старшего надзирателя на отсидку всем хулиганам по трое суток БУРА.

Против лому нет приёму…

Пороховиков сорвал нам праздник — именины Голицына…

И вот мы бане.

Отмылись. Отпарились. Отдыхаем в предбаннике на своих мастерских диванах. На своих мастерских простынях. Явился Пороховиков: — Мыться в банях и парной, даже в душе полагается — мойтесь! На диванах валяться — не положено. С диванов па–апрошу!

Быстро и окончательно охамел.

Конечно, на первый случай можно падлу этого в бассейн опустить. Поскользнулся, мол. Ничего что кипяток. Не сваривается же сам Нил Макарыч. Кожа не слазит… Выдюжит и этот гусь — молодой. Окунуть — проще простого: ребятам мигнуть только.

Не годится — опытные говорят: базлать незнамо как зачнёт, зону подымет, сволочь.

Ночь.

Никого посторонних. Наши вымылмсь. Отдыхают. Девчёнки помещения вымели, вымыли, прибрали. Чистота! Покой! Сели посидеть. Ирочка — самая младшая кочегар — пошла в душ ополоснуться. От входа в котельную, с загрузочной площадки топки душевых кабинок не видать. Разделась. Прошла под душ.

Тут — внезапно — Пороховиков. Вертухай–интеллигент.

Всё произошло быстро. Девочка голенькая. Молоденькая. Свежая. Симпатичная.

Поупиралась–поупиралась — видели из дальней кабины. Вырваться пыталась. Кричала… Покричала–покричала, — услышать за грохотом в бассейне невозможно ничего из топочной.

Погодя, Пороховников пришел оттуда тихо. Прошел к девчёнкам у крышки–заслонки. На ходу вдевал ремень в не застёгнутые брюки. Вдел, дыша тяжело, будто вкруг котельную оббежал… Застегнулся. Пряжку поправил медную со змеями сплетёнными. Потянулся к сидящей у контроля Насте — прикурить. Успокаивался…В себя приходил.

Топка адским гулом гудела внизу, под плотно закрытой заслонкой. Заслонка мелко вздрагивая позванивала. Настя, — дежурная по котельной, — спросила:

— Попользовался, начальник?