Вениамин Додин - Повести, рассказы, публицистика

Нет, оказалось, не конец.

…«Протокол» киевской чрезвычайки — единственный известный мне документ, удостоверяющий дату возникновения… «контрреволюционной банды» — общества «Спасение», созданного действенным отчаянием мамы, отца, их единомышленников: «20 февраля 1918 года». Получается, оно было образовано ими еще в тюрьме?! Да, именно в тюрьме было оно организовано и действует по сей день.

Работало оно до осени 1991 года, когда после встречи его устроителей в Японии превратилось в Независимую международную ассоциацию волонтеров для помощи жертвам геноцида и произвола Фонда Стаси Фанни Лизетты ван дер Менке — фонда моей матери…

В апреле в Кременце родителей моих посетил генерал Гренер. Он поинтересовался положением в медицинских учреждениях. Мама рассказала, что месяц назад у нее проездом был бывший командующий ее 5–й армией генерал Александр Зальф. Он сказал: фронт, само государство развалены; решать задачи полевой медицины в ее хозяйстве придется ей самой… такое отношение к раненым солдатам не ново — то же услышала она еще во дни светлого праздника российского народовластия — на стыке февраля–марта 1917 года, когда вместе с отцом и Александром Кутеповым, получившим краткосрочный отпуск для поездки к родным, они добрались до Петрограда. Ни тогдашнему командующему армией Драгомирову, ни тем более самому Керенскому было не до «каких–то» госпиталей и лазаретов. Занятые политическими разборками и дележом синекур на зыбком болоте уже начавшейся смуты, они отказали маме даже в уже выделенных для ее учреждений медикаментах и оборудовании! Будто не о судьбе десятков, сотен тысяч русских солдат мама хлопотала. Кутепов, возмущенный полной несостоятельностью военных и гражданских властей Петрограда, вмешался в события. И он встретил то же непонимание, противодействие и остракизм властей. Понял быстро, что не ко двору пришелся. И возвратился в армию, не без приключений, туда, где ждал его обезноживший Дрентельн, чтобы передать Кутепову преображенцев…

Печально: русские власти отказались участвовать в спасении русских. И теперь немец, начальник Генерального штаба германской армии, берется остановить гибель русских раненых, персонала, населения, помочь вылечить, поставить на ноги и отправить по домам хоть толику людей! Что это — очередной генеральский треп? Нет! Тотчас по отбытии Гренера немцы начали завозить медикаменты, госпитальное оборудование и продовольствие, одежду и топливо… Медики глазам своим не верили! Но ведь везли же! Везли! Все же пугающе непонятна была избирательная щедрость немцев: завозили–то именно в мамины госпитали–лазареты! Она видела, что сами немцы свои очень ограниченные ресурсы расходовали экономно. По их рассказам, население дома у них голодало отчаянно. Даже здесь, на Украине, пусть уже без войны, солдатские буттердозы были куда как скромны. Главное же — по Брестскому договору немцы эшелонами вывозили в Германию хлеб и продовольствие, опустошая и без того разоренную войнами, голодающую Украину.

Разгадка необыкновенной щедрости «германских оккупантов» явилась в конце апреля в лице посланца Вильгельма Гренера — Рудольфа Эсбе, военного коменданта. Он представил маме спутников: пастора Августа Баумера и Тона Вяхи — однополчанина и товарища Маннергейма еще с маньчжурских времен. Густав и Катерина познакомили Вяхи с моей мамой еще по возвращении ее из Японии, в имении художника Варена под Вииппури, когда там гостили и гельсингфорский художник Аксель Галлоен, и очень больной Валентин Александрович Серов, и общий любимец Галлен—Каллела.

Тон рассказал: Карл Густав, списавшись с Катериной, узнал об одиссее мамы и отца в Киеве и, конечно, об их бессилии что–либо предпринять в защиту раненых. Он, как всегда сразу, договорился со своим другом, графом фон Галеном, тогда еще епископом, в Мюнстере (Вестфалия). Они обратились к протестантским иерархам и пастве в Европе. К ним присоединились меннониты*, помнившие их покойного друга — банкира Абеля Розенфельда, дядьку моей бабушки. Вместе они собрали необходимые средства. Вот тогда германское командование в России и получило распоряжение из Берлина: обеспечить больничные учреждения, патронируемые доктором Стаси Фанни Лизеттой ван дер Менке, приобретенными для них ресурсами правительства его величества. Генерал Вильгельм Гренер снова посетил маму, передал ей письмо фон Галена, собранные для ее госпиталей деньги и приглашение маме и отцу посетить графа в любое удобное для них время. Тогда родители мои не собрались…

Они встретились с будущим кардиналом Клеменсом Августом, графом фон Галеном, только через десять лет…

1918 год. Ноябрь. В Германии революция. В конце декабря немцы покидают Украину, и комендант Эсбе, прощаясь, по распоряжению командования оставляет маме все имущество германских лазаретов. Вскоре командир осадного корпуса Директории Коновалец, друг и однополчанин моего дядьки, принимает ее госпитали. Немедленно мама силами своих медиков и добровольцев из гражданских врачей проводит тщательное обследование населения волостей Волыни, поражаемых сыпным тифом и начавшимся голодом. И сразу организует госпитализацию заболевших и ослабленных. Она снова связывается с фон Галеном. И на помощь ее сослуживцам лютеранские общины Вестфалии присылают на Волынь десятки медиков–добровольцев. А только что «разделавшийся» с красными Густав переправляет в Кременец группу врачей, прежде служивших в русской армии и владеющих русским языком. Они отобраны доктором Крогнусом, хирургом, с которым мама работала после русско–японской войны. Нет, Карл Густав Маннергейм даже в самое трагическое время для своей родины не забывал о «Маньчжурском братстве»!..

А к славе полевого хирурга, заработанной мамой на «ее» войнах, начала прирастать слава народного доктора–спасительницы. Она сама никогда об этом не поминала — не славы искала она, только спешила творить добро, по завету Гааза, ее деда. Потому будто не на пылающей земле бедной Украины, а в сферах небесных проходила напряженная жизнь заполненных людьми корпусов и бараков «больничной империи доктора ван дер Менке» — так тогда писали о маме. Будто окруженная сожженными и ограбленными хозяйствами голодающих крестьян, «империя» эта не была забита оставленным немцами бесценным имуществом, редчайшими лекарствами, дорогим оборудованием, вожделенными продуктами питания… До конца гражданской войны мамины медики будут спасать сотни тысяч людей, охраняемые от налетов и погромов лишь трогательной любовью народа и авторитетом уже оставившего любимую свою Украину Евгена Коновальца, скромного полковника и великого радетеля народа украинского, и поддерживаемые активно будущим епископом Каневским и Богуславским Беем Кононом…