Вячеслав Рыбаков - Резьба по Идеалу

И Кампанелла основные надежды на пробуждение людей к общественной деятельности, в том числе управленческой, возлагает всё на то же обобществление.

«Они (Солярии. — В. Р. ) утверждают, что собственность образуется у нас и поддерживается тем, что мы имеем каждый своё отдельное жилище и собственных жён и детей. Отсюда возникает себялюбие, ибо ведь, чтобы добиться для своего сына богатства и почётного положения и оставить его наследником крупного состояния, каждый из нас или начинает грабить государство, ежели он ничего не боится, будучи богат и знатен, или же становится скрягою, предателем и лицемером, когда недостаёт ему могущества, состояния и знатности».

«Дома, спальни, кровати и всё прочее необходимое у них общее».

«И хотя общность жён и не установлена среди остального населения… у них самих она принята на том основании, что у них всё общее».

«Община делает всех одновременно и богатыми, и вместе с тем бедными: богатыми — потому что у них есть всё, бедными — потому что у них нет никакой собственности; и поэтому не они служат вещам, а вещи служат им».

«Торговля у них не в ходу…».

Второй фактор обеспечения добросовестности — это отрыв от семьи и конкурентно-коллективистское воспитание, а также тщательное астрологическое обеспечение распределения по трудовым занятиям.

«Вскормленный грудью младенец передаётся на попечение начальниц, если это девочка, или начальников, ежели это мальчик. …На восьмом году переходят они к естественным наукам, а потом и к остальным, по усмотрению начальства, и затем к ремёслам. Дети менее способные отправляются в деревню, но некоторые из них, оказавшиеся более успешными, принимаются обратное город. Но в большинстве случаев, родившись под одним и тем же расположением звёзд, сверстники сходствуют и по способностям, и по нраву, и по наружности, отчего проистекает великое согласие в государстве, поддерживаемое неизменной взаимной любовью и помощью друг другу».

«Так как должность каждого определяется с детства сообразно с расположением и сочетанием звёзд, наблюдавшихся при его рождении, то благодаря этому все, работая каждый в соответствии со своими природными склонностями, исполняют свои обязанности как следует и с удовольствием, так как для всякого они естественны».

Воспитанием в строго определённой, весьма суровой системе ценностей исполнительская добросовестность доведена до абсурда.

«Всякую службу называют они учением, говоря при этом, что одинаково почтенно ногам ходить, заду испражняться, а глазам видеть и языку говорить; ведь по необходимости и глаза выделяют слёзы, а язык — слюни, подобно испражнениям. Поэтому каждый, на какую бы службу ни был он назначен, исполняет её как самую почётную».

«Скажи, пожалуйста, а не бывает ли в их среде зависти или досады у тех, кого не выбрали в начальники или на какую-нибудь другую должность, которой они добивались? — Нисколько. Ведь никто из них не терпит никакого недостатка не только в необходимом, но даже и в утехах».

И при этом:

«Должностные лица сменяются по воле народа».

То есть любая карьера может быть в любой момент прервана ещё и народным волеизъявлением.

В результате:

«Всего у них изобилие, потому что всякий стремится быть первым в работе, которая и невелика, и плодотворна, а сами они очень способны. Тот, кто главенствует над другими в каком-нибудь… занятии, называется у них царём. Достойно удивления, как все, и мужчины и женщины, выступают отрядами и во всём подчиняются своему царю, не проявляя при этом… никакого недовольства, ибо почитают его за отца или за старшего брата».

Снова мы видим простодушную попытку установить отношения социальной субординации по образцу отношений субординации семейной, но при том — словно бы в беспамятстве. Откуда может взяться почтение к отцу или старшему брату там, где новорождённых сразу забирают начальники и начальницы, а сексуальных партнёров подбирают и сводят для контактов врачи и должностные лица?

Закрадывается подозрение, что вот откуда:

«Все по отдельности подсудны старшему начальнику своего мастерства. …Все главные мастера являются судьями и могут присуждать к изгнанию, бичеванию, выговору, отстранению от общей трапезы, отлучению от церкви и запрещению общаться с женщинами».

«Для наблюдения за исполнением всех обязанностей… приставлены маститый старец со старухой, которые распоряжаются прислуживающими и имеют власть бить или приказывать бить нерадивых и непослушных; и в то же время они замечают и отличают мальчиков и девушек, лучше других исполняющих отдельные обязанности. Вся молодёжь прислуживает старшим, кому минуло сорок лет. И вечером, при отходе ко сну, и утром начальник и начальница отправляют одного из молодых людей по очереди прислуживать в каждую отдельную спальню. Друг другу молодые люди прислуживают сами, и горе уклоняющимся!»

Кто следит за соблюдением последнего правила, какого рода горе ожидает уклоняющегося, кто и как определяет меру этого горя — не уточнено. Зато из этих описаний делается вывод, выглядящий для современного человека несколько парадоксальным:

«Столько друзей, братьев, сыновей, отцов и матерей живут вместе в такой степенности, благообразии и любви».

Похоже, основной побудительной силой руководства со стороны руководителей и подчинения со стороны руководимых следует полагать именно взаимную любовь. И горе тем, кто от любви уклоняется.

«…Они беспощадно преследуют врагов государства и религии как недостойных почитаться за людей».

«На третий день… приговор вступает в законную силу, причём ответчик примиряется со своими обвинителями и свидетелями, как с врачами своей болезни, обнимая их, целуя и т. д.».

«Смертная казнь исполняется только руками народа, который убивает или побивает осуждённого камнями, и первые удары наносят обвинитель и свидетели. Палачей… у них нет, дабы не осквернять государства. Иным даётся право самим лишать себя жизни: тогда они обкладывают себя мешочками с порохом и, поджегши их, сгорают, причём присутствующие поощряют их умереть достойно. Все граждане при этом плачут и молят бога смягчить свой гнев, скорбя о том, что дошли до необходимости отсечь загнивший член государства. Однако же виновного они убеждают и уговаривают до тех пор, пока тот сам не согласится и не пожелает себе смертного приговора, а иначе он не может быть казнён. Но если преступление совершено или против свободы государства, или против Бога, или против высших властей, то без всякого сострадания приговор выносится немедленно».

В свете вышеописанного упоминание о свободе особенно умиляет. Впрочем, речь ведь идёт о свободе государства… Возможно, в том числе — и о его свободе освобождать другие государства от тиранических режимов и насаждать вот этот, идеальный.