Вячеслав Рыбаков - Резьба по Идеалу

Усложнение системы государственного управления и развитие бюрократии на заре Нового времени свалились на Европу, как снег на голову. В её этической картине мира не было места для кадрового управленца. Идеалисты предшествующих веков не озаботились тем, чтобы предложить управленцу какие-то его собственные, специальные «плохо» и «хорошо». Чиновнику не показали ни манящих его грёз, ни его отвратительных образин. И лишь пробуждение национализма, по времени совпавшее со складыванием первых бюрократий мало-мальски современного типа, частично скомпенсировало этот пробел, кое-как заполнило этот вакуум: штатные бюрократы получили возможность ощутить себя пусть хоть и бледными, но всё же подобиями таких блистательных enfants de la Patrie, как, скажем, гусары. Возможно, это совпадение по времени не случайно; если бы усложняющиеся государственные образования не принялись апеллировать к народным чувствам, не стали бы провозглашать себя прибежищами и детищами живущих в них наций, бюрократу и управленцу, не предложи ему роль патриота, в его новом количестве и качестве просто не для чего оказалось бы работать.

Ну, разве что для себя и своего кармана — но о том-то и речь.

Возникающее то туг, то там и кажущееся порой необъяснимым и гротескным мракобесием искусственное нагнетание официальной пропагандой национализма (зачастую — в его самых архаичных и нелепых формах) может с этой точки зрения трактоваться всего лишь как более или менее инстинктивно предпринимаемая попытка высшей власти повысить мотивированность, а следовательно, и эффективность своего управленческого аппарата. Попытка, надо сразу сказать, в современном мире отнюдь не обязательно результативная, но всегда чреватая опасными осложнениями. Попытка сродни акту отчаяния. Если кроме вымученной национальной гордости, а то и, не дай Бог, исключительности вообще уже ничего не найти за душой, остаётся хвататься лишь за эту ядовитую соломинку.

В многонациональных же, и тем паче — в мультикультурных конструкциях без некой интегрирующей мобилизационной светской идеологии дееспособная бюрократия, похоже, вообще немыслима.

Я называю мобилизационными такие идеологии, в которых будущее мыслится важнее настоящего, должное — важнее сущего, общее — важнее личного и праведность — важнее успешности. В значительной степени они являются секуляризованными производными от соответствующих религий спасения. Можно заметить, что непременным атрибутом всех такого рода идеологий является краеугольный постулат «посюсторонняя жизнь имеет посюсторонний смысл». Именно в силу своей секуляризованности мобилизационные идеологии способны объединять людей, принадлежащих к различным религиям и к порождённым различными религиями различным светским культурам; прижизненные ценности и ориентиры более или менее совпадают (будущее — важнее настоящего, должное — важнее сущего, общее — важнее личного и праведность — важнее успешности), а их специфические религиозные обоснования элиминированы и потому не способны служить источниками разобщения.

То, каков именно у посюсторонней жизни посюсторонний смысл, есть ядро любой мобилизационной идеологии. Представления о смысле отличают их одна от другой; но в самом общем виде таким смыслом является активное совмещение должного и будущего, то есть деятельность, в результате которой должное непременно станет сущим, едва лишь завтра превратится в сегодня. Стоит представлению о должном будущем оказаться размытым или дезавуированным, остальные максимы умирают и от идеологии остаётся лишь набор мёртвых фраз и пустых процедур.

Если не хочется теоретизировать, достаточно вспомнить уже ставшие притчей во языцех неэффективность, неповоротливость и дороговизну громадного и неудержимо растущего бюрократического аппарата единой Европы, работающего скорее для самого себя, нежели для составляющих Европу стран. Ну, а о современной российской бюрократии и об уровне её эффективности лучше и вообще не вспоминать, чтобы не опустились руки с тоски.

Попробуем представить две семьи, живущие в пустыне. У них один родник на двоих. Обе — вполне славные, работящие, крепко спаянные, исполненные родственной любви и уважения. Да и друг к другу семьи относятся доброжелательно, по-соседски. Не без соперничества, конечно, не без шумных споров и едких подтруниваний, не без стычек на межах. Живые же люди, как иначе?

Но вот родник начинает пересыхать.

Вопрос: как без насилия, без колючей проволоки, без КПП, где каждый должен под дулом автомата предъявлять талон на свою жалкую суточную норму, без призывов к толерантности и прочих пустых словес добиться того, чтобы семьи не перессорились, не начали ненавидеть друг друга и друг другу вредить, а, напротив, стали бы ещё сплоченней и доброжелательней одна к другой?

Ответ только один: подать им идею выкопать колодец, где воды хватит на всех.

Значит — такой большой колодец, такой глубокий, что отрыть его можно лишь предельным напряжением всех сил всех членов обеих семей. Вот тогда они примутся пылинки друг с друга сдувать — и не на словах, а наделе, в поту и грязи. Ибо каждая пара рук на счету. Ибо, что ни день, будет множиться реальный опыт не взаимных столкновений и упрёков, а взаимодополнения и взаимовыручки. И товарищество будет длиться, уж во всяком случае, до того момента, пока сохраняется надежда и впрямь докопаться до воды.

Конечно, когда колодец будет выкопан или тем более когда выяснится, что воды так и нет, междусемейная конкуренция может вспыхнуть сызнова. И даже внутрисемейная. И даже вражда не исключена. Но, может, и нет. Может, за это время они так сроднятся, что затем даже в случае всякого рода неприятностей их всё равно уже всерьёз-то не поссорить. А может, кто-то из них, пока суд да дело, откроет методику опреснения воды из близлежащего океана, и им всем вместе снова придётся засучить рукава и строить опреснительную станцию…

Это не умозрительная конструкция и даже не метафора.

Например, замечательный психолог Виктор Франкл в книге «Страдания от бессмысленности жизни» отмечал: «Судя по … наблюдениям за тремя группами подростков, отдыхавших в закрытом летнем лагере, спортивные состязания не снимают, а, наоборот, стимулируют агрессию. И что самое любопытное — за всё время пребывания в летнем лагере эти подростки лишь один раз перестали вести себя агрессивно, и случилось это в тот момент, когда им пришлось сообща толкать увязший в грязи грузовик, на котором доставляли продовольствие в лагерь. В пылу этой трудной, но нужной работы они буквально позабыли о своей вражде».

Проблема наличия или отсутствия положительной перспективы — личной и общей — имеет самое прямое отношение к проявлению человеком и общностью людей своих самых положительных и самых отрицательных качеств.