Вячеслав Рыбаков - Резьба по Идеалу

Наибольших успехов российское государство добивалось тогда, когда позволяло россиянину нырять как можно менее глубоко и сохранять для непритворной, неформальной части своей жизни сил и времени побольше.

Но парадоксальным образом эти успехи резко шли на убыль, когда государство — наш «единственный европеец» — в угаре евроцентрического мифа пыталось заставить своих подданных вообще не нырять и просто следовать нововведённым законам, подсмотренным у старших западных братьев (зачем, мол, придумывать велосипед?). Это было против привычек, вне системы отлаженных веками механизмов межчеловеческого и институционального взаимодействия, системы так называемых сдержек и противовесов. Поэтому в погоне за демократизацией приходилось, точно при каком-нибудь Цинь Ши-хуанди, для начала ломать всю привычную жизнь. В итоге новые законы, запреты и инструкции надо было штамповать пачками и штабелями. А в результате простым людям нырять приходилось, наоборот, куда глубже. И это лишь усиливало пресловутый правовой нигилизм. И приводило к разного рода аляповатым чудесам, когда, например, люди, наконец-то получив шанс управлять государством, в то же время продолжали от этого же самого государства прятаться.

Это хорошо видно, скажем, по эффективности наших парламентов (только сейчас, после двух десятков лет упражнений, ситуация вроде бы начинает чуть-чуть меняться, да и то неуверен). От Думы к Думе, что при царе, что при Ельцине, надутые от гордости парламентарии ворохами принимали законы, которые сами вовсе не собирались исполнять и, что греха таить, вовсе не ожидали их исполнения от населения. Просто вот красивый закон, надо бы про него поговорить красиво и принять эффектно. И это не по злобности и не по врождённому уродству — просто законотворческая деятельность ни в малейшей мере не была охвачена веками воспитывавшимся чувством ответственности. Привычка отвечать за свои действия на неё не распространялась. За огород — отвечаю, за взятие стратегической высоты с винтовкой против танков — отвечаю, за жену — отвечаю… А вот за законы — нет. И даже когда сам их принимаю — всё равно не отвечаю. Даже в голову не приходит.

Особенно гротескно выглядят последствия подключения к управлению страной тех, кто эту самую страну по той или иной причине терпеть не может. Не ненавидит, нет; ненависть — это уважительное чувство, его можно испытывать лишь к чему-то крупному, значительному, на что ты смотришь уж хотя бы как на равного. А тут речь идёт о каком-то гадливом отвращении, о тотальном неприятии. Возможно, среди этих равноправных граждан Российской Федерации и правда есть платные агенты Госдепа или какого-нибудь вовсе уж адского «Моссада»; я в подобных эмпиреях не вращаюсь и поэтому таковых не встречал. Мне всё время попадались, наоборот, исключительно порядочные, бескорыстные, умные, начитанные люди. Похожие на лепестки позапрошлогодних цветов, засушенные между страницами их любимых книг. Кстати сказать, там, между страницами, эти высохшие хрусткие чешуйки способны надолго пережить любой живой плод уже потому хотя бы, что живой плод по осени, скорее всего, съедят, а то и просто сгноят на овощебазе… Но пролежи лепестки между страницами хоть сто лет — съедобнее не станут. Американские танки уже за эстонской границей, в двух-трёх часах ходу от Питера — а эти бескорыстные и благородные до сих пор ни о чём другом думать и говорить не могут, кроме как о советских танках, полвека назад раздавивших пражскую весну. И, разумеется, у россиян нет иных врагов, кроме собственного правительства, именно оно и придумывает нам, и создаёт нам врагов, чтобы ловчей было нами, дураками, управлять; а вот когда кремлёвские кровососы перестанут носиться со своим дурацким суверенитетом, тогда нас весь мир сразу полюбит.

Но если кто-то из их круга добирается до того или иного рычажка управления, отсутствие в их субкультуре даже намёка на традицию ощущения страны как целого и ответственности за страну в целом приводит к ужасающим результатам.

Мне отвратительна военщина — стало быть, у России не должно быть армии. Я пострадал от КГБ — стало быть, у России не должно быть спецслужб. Патриотизм это последнее прибежище негодяев — стало быть, будем выкорчёвывать российский патриотизм. В итоге государство лишается способности выполнять основные свои функции. Но когда в силу этаких реформ в стране и впрямь становится невозможно жить и в который раз начинается что-нибудь вроде «Шамиль Басаев! А Шамиль Басаев!», мечтатели лишь руками разводят с непроизвольным торжеством: мы же всегда говорили, что в этой стране просто невозможно жить! А когда мало-помалу начинают срабатывать защитные механизмы, инстинкты социального самосохранения, когда этих реформаторов вновь подвигают от власти и начинают хоть как-то восстанавливать то, что ими было разрушено, — они и тут за своё: нам так и не дали довести наше святое дело до конца, а всё потому, что рабы соскучились по Хозяину. И тогда подразумевается, что любые невзгоды и лихолетья этим рабам — поделом. Натовские танки в двух часах? Так вы сами виноваты, не фиг было!

Создаётся впечатление, что к какой-либо конструктивной деятельности, к объединению усилий эти люди способны только внутри своего слоя и только для достижения групповых целей, обусловленных корпоративными представлениями о Добре и Зле; всей остальной части страны они будто всё время за что-то мстят. Создаётся впечатление, что привлечь их порядочность, знания и опыт для решения общих задач, опереться на этих людей, пытаясь что-то взаправду улучшить, при всём желании и при всём к ним уважении — не получалось, не получается и не получится. В этой среде просто не понимают, о чём речь. По отношению ко всем, кроме себя, там могут лишь отменять существующее, пытаясь заменить его несуществующим. Обидно за этих замечательных людей до слёз. Обидно и, похоже, безнадёжно.

Наверное, в этом отныне и заключается их социальная функция. Каждый их жест, давно уже узнаваемый издалека, каждая характерная реплика на любом нашем историческом перепутье будут торчать предупреждающими знаками: сюда не ходи, уже пробовали. Коня потеряешь, а вдобавок и страны лишишься.

Ясно, что с таким отношением образованного слоя к государственному строительству китайский опыт реформ совершенно неприменим…

Но так работают и остальные традиционные, неостановимые регуляторы, порой противодействуя одни другим, но вновь и вновь выводя на зачастую уже осточертевший, но всё равно устойчивый, исторически обусловленный расклад убеждений, тенденций и сил.

Несовпадение, рассогласование традиционного спектра сфер ответственности и навязанных изменениями жизни видов работы — вообще страшная вещь. Вот взять, скажем, прости Господи, многострадальную Украину. Всё у неё было после распада СССР — климат, почвы, промышленность, научно- технический потенциал, выход к тёплым морям, армия, флот, парламент, министры, премьеры, президенты… Одного не было — привычки отвечать за себя. Традиции государственного строительства не было. Даже мы тут, в России, тактично и толерантно поверили в то, что Украина — независимая страна, и четверть века берегли и поддерживали её независимость, её территориальную целостность, ПОКА ЭТО БЫЛО ХОТЬ КАК-ТО ВОЗМОЖНО. Да и в новых условиях, если посмотреть непредвзято, опять именно мы поддерживаем незалежность, а отнюдь не, скажем, США. США-то эту незалежность просто в печку кидают: гори-гори ясно, чтобы не погасло!