Вячеслав Рыбаков - Резьба по Идеалу

А из комсомолки, как очередная внутренняя матрёшка из внешней, выпрыгивает совсем уж маленькая девочка — две торчащие в стороны жиденькие косички, первый опыт употребления маминой «Красной Москвы» (без спросу, конечно), мстительный маньяк Монте-Кристо в сердечке (какой мужчинка!). Родители велели возвращаться домой не позже девяти, а она замечталась, загуляла, первая сигарета с подружками, как-никак; и вот уже полдесятого, уже темнеет… И домой идти — хуже смерти, потому как мамка на ругает, а тятька выдерет. И ведь правы будут, проклятые, потому что они ж действительно велели, а вокруг действительно темнеет, и всерьёз становится страшно!

Чего не натворишь, чтобы где-то укрыться и оттянуть момент возвращения…

Трудно даже представить, какой страх испытывают все эти бутафорские правители, жестокие и беспомощные шуты, понимая, что почти наверняка раньше или позже мороки развеются и ИХ НАРОДЫ с них спросят: это чего ж вы, начитанные такие, наворотили?

Ради того, чтобы мороки длились, они для своих народов запросто Саласпилс с Бабьим Яром устроят — и назовут их лечебными профилакториями. И, конечно, любой, кто с этим им поможет, будет лучший друг. А тот, кто будет мешать делать Саласпилс и Бабий Яр — тот явно приближает встречу с родителями и, стало быть, первый враг.

И в итоге сети, сплетённые ими для уловления душ человеческих, раз за разом будут приходить полны мертвецов.

После десятилетий, когда люди этого склада были у нас властителями дум, а некоторое время и просто властителями, нам приходится почти заново становиться взрослыми и самостоятельными. Нам предстоит сызнова выстрадать свою государственность, свою независимость, свою самодостаточность. Это уже происходит. И задел у нас хороший, тысячелетний.

И анекдоты уже изменились.

Усыновила Вовочку гомосексуальная пара. После торжественной церемонии он наутро просыпается и вдруг соображает, что не может вспомнить, кто из них родитель-один и кто родитель-два. Тогда он ногой распахивает дверь к усыновителям в спальню и орёт: «Эй, пидарасы, подъём! На первый-второй рассчитайсь!»

На Гаити произошло страшное землетрясение. Много жертв, десятки тысяч людей остались без крова. Гаитяне обратились за помощью к мировому сообществу. Первой, как всегда, откликнулась Россия. МЧС немедленно послало на Гаити спец- бортом двести палаток, двести гитар и двести распечаток текста песни «До сих пор я тебя, мой палаточный Братск, самой первой любовью люблю»…

Насколько нынешний юмор здоровее и добрее былого!

С юмором Шарли я уж и не сравниваю.

Март 2015

Не знаю, кто как, а я уже давно замечаю, с какой осторожностью наши пропагандисты, теоретики, бесчисленные директора институтов стратегических исследований и национальных стратегий, равно как и прочие мелькающие на экранах мелкие вожди, стараются избегать точных определений, уж простите за кондово советскую терминологию, формационной принадлежности нашего общества. В лучшем случае отделываются описательными эвфемизмами.

В каком обществе мы живём?

Принято говорить: в социальном государстве с рыночной экономикой.

Простите. Рыночная экономика — это капитализм. Социальное государство — это социализм. Если у нас социальное государство с рыночной экономикой, получается, что у нас два господствующих строя в стране. То есть если у нас разом и капитализм, и социализм — это значит, попросту говоря, что у нас ни капитализма, ни социализма.

Самое смешное, что так оно и есть. Всё, что как-то ещё работает и что-то производит, мелкий и средний бизнес в том числе — живёт при социализме. А пресловутая невидимая рука рынка — впрочем, может, она и невидима, зато как ощутимо она шарит у нас в карманах! — оказалась годна лишь для сдирания семи шкур с последних реально работающих.

И поэтому ни социализм, ни капитализм ни за что не отвечают. И рыночные механизмы не работают, потому что на фиг им надсаживаться, если и без того можно скупать дворцы на Лазурщине, и социальная защита не работает, потому что от всех защитных механизмов господствующая теория требует, в первую очередь, не принесения пользы гражданам, а рентабельности.

Отвечает и за то, и за другое — и за рынок, и за защиту — одно лишь пресловутое ручное управление.

Поэтому бюрократия у нас гаже, чем при самом застойном социализме. А власть чистогана — злее, чем при самом зверском капитализме.

Для подобных явлений русский язык давно нашёл устойчивое определение: ни рыба ни мясо.

Но, сколь бы хлёстким и верным это определение ни было, оно ни на шаг не приближает нас к ответу на вопрос: если ни рыба ни мясо — то что? Устрица? Огурец? Мёд?

В последний раз реальный капитализм у нас попыталось построить правительство, скромненько и со вкусом названное его премьером «правительством камикадзе». Не так давно другой премьер, Яценюк, повторил эту метафору, тщась в очередной раз возбудить народное сострадание к очередным бандитам. Не хочу сейчас отвлекаться на обсуждение навязшего на зубах вопроса, дебилом был Егор Гайдар или подонком. Однако не коммунистами и не Жириновским, а западными же экономистами сказано: 90-е годы были в России самым масштабным избиением среднего класса в истории человечества. И даже тем, кто не читал учёных экономических книг, а любому, кто в принципе держал деньги в руках и хоть раз ходил на базар, должно бы было быть понятно (а вот великим экономистам, каковыми мнили себя камикадзе, это понятно якобы не было), что страна, которая обладает монополией на эмиссию мировых дензнаков, влёт скупит всё, что в одночасье будет превращено из собственности общенародной в собственность частную, — сама купит или через подконтрольных подставных посредников, не важно.

Кровавый Сталин придумал, кровавый Берия курировал, кровавый Завенягин миллион зэков положил в мёрзлую землю ради какого-то там светлого будущего — ах, какие плохие! Ну просто звери!

Конечно, плохие. Но завод-то хороший! Стало быть — мой завод; а ныне живущие потомки невинно убиенных зэков могут ложиться в мёрзлую землю с предками рядом. Им ведь должно быть легче и радостней оттого, что ныне они ложатся уже не при тоталитаризме, а при демократии, то есть не ради победы над Гитлером, а ради моего кошелька… А кому не легче и не радостней — тот совок, и место ему тем более на свалке.

Гайдар и впрямь почил при довольно странных обстоятельствах, но остальные героические жертвенные камикадзе штатно приземлились в директорские кресла транснациональных банков и корпораций и стали жить-поживать и добра наживать, а протараненная ими ниже ватерлинии Россия начала стремительно тонуть. И потонула бы, если бы буквально в последний момент тоталитарные помпы не принялись натужно откачивать из неё излишки капитализма.