Илья Василевский - Николай II

- Вы хотите сказать, что Государь не имеет ни воли, ни характера? Это верно, - говорит Мария Федоровна о Николае, обращаясь к С. Ю. Витте. - Но ведь в случае чего-либо Его заменит Миша (Вел. Кп. Михаил Александрович), а он имеет, поверьте мне, еще меньше воли и характера.

“Вы, может быть, правы, но от этого не легче!” - раздраженно ответил Витте. “Не знаю, передала ли Императрица-Мать Августейшему сыну этот разговор. Думаю, что да”, - говорит, записывая эту беседу в своих мемуарах С. Ю.

Злые языки к этому же времени в жизни Марии Федоровны относят и основательный “ремонт заново” наружности вдовствующей императрицы, проявившейся в сложной операции эмалировки лица.

“Это - мучительная операция”, - читаем мы об этой операции в книге И. Белорусова “Франция”:

“Сначала острой ложечкой снимают со всего лица эпидермис. Лицо - как ошпаренное, представляет сплошную рану, слегка кровоточащую и выделяющую серозную жидкость. Его чем-то примачивают, подлечивают и, когда выделение серума прекратится, на подживающую рану наводят эластичный прозрачный лак, который плотно пристает к оголенной и ободранной коже. Лак потом подкрашивают. Получается удивительный по чистоте и нежности личной покров, с которым надо однако обращаться осторожно, иначе он треснет, и тогда штукатурься снова”.

Там же, у И. Белорусова, интересующиеся могут найти данные и о деталях, напр., о том, как именно вставляют при таком вот основательном ремонте лица ресницы:

“Ресницы вставляют также, как вставляют зубы. Особой тупой иглой расправляют и расширяют волосяной канал выдернутой коротенькой ресницы, вставляют в него заготовленную длинную и стягивают ткань подкожным впрыскиванием. Вы смотрите в прелестные глаза, опущенные густыми и длинными волосами, и готовы слагать восторженные вирши о мерцающих звездах, а между тем дело не в звездах, а в героизме. Операция вправки ресниц болезненна, и надо много решимости, чтобы отважиться на нее, и много денег. “Институты красоты” берут дорого…”

Условия русской валюты в те годы позволяли и не такие траты. И вот, под крылышком помолодевшей Марии Федоровны и К. П. Победоносцева совершает первые выступления свои новый царь. Его главная задача - охрана самодержавия. Мы видели (во II главе), какую обстановку встретил он в дни восшествия на престол. Что представлял он сам по себе в эти годы?

Для определения психики человека не имеет решающего значения, был ли он по должности, по профессии и ремеслу царем или трубочистом, ветеринаром или парикмахером.

Надо отбросить все внешнее, все наносное и случайное. Долой мундиры военачальников, рясы священников, отребья бродяги и золотое шитье сановника, если нас интересует сущность человеческая, самая основа души. Как узнать, как определить душу этого человека? Не “Николая II, Самодержца Всероссийского, Царя Польского, Великого Князя Финляндского и прочее и прочее”, а Николая Александровича Романова, независимо от случайностей его рождения, общественного положения и профессии.

- Бедный, запуганный молодой человек, - говорит о нем в эти годы Лев Толстой.

- Чудесно воспитанный человек, charmeuz, - определяет его С. Ю. Витте, - но лживый, хитрый, безвольный и коварный.

- Царь Николай интеллигентен, умен, образован, - говорит немецкий журналист.

- Это жалкое, слабое существо, не имеющее собственной воли и падающее все ниже и ниже, - уверяет английский беллетрист Мередит.

- Это существо робкое, боязливое и меланхолическое,- уверяет французский журналист Дрюмон.

И, если умеренное “Освобождение” Петра Струве уверяло, что “царь сам по себе добр и страстно хочет облагодетельствовать Россию”, а всему виной одно только “средостение”, то неумеренная “Революционная Россия” в то же время говорит о кровожадных наклонностях представителя гнилого царизма, а В. Л. Бурцев вопиет о том, что этот палач, “чтобы удовлетворить своим прихотям, отнимает у голодного народа его суму, вырывает последний кусок хлеба из его рта и, таким образом, (!) набивает своими капиталами английские банки”.

В этом разноголосом хоре, среди резких противоречий в отзывах и оценках, есть только одна черта, какую признают чуть ли не единогласно все: неудачник - таков общий приговор.

- Твой день рождения, дорогой мой, - читаем мы в одном из писем Александры Федоровны к Николаю, - совпадает ведь с днем Иова Многострадального!

Любители примет могли бы собрать целую коллекцию их в биографии Николая. Тут и хлеб-соль, оброненные во время первой же речи Николая о бессмысленных мечтаниях, и первое появление государыни в Петербурге одновременно с телом Александра III (за гробом пришла, - говорили в народе), и гора исковерканных тел на Ходынке в первый же день коронации, и многое, многое еще.

Да, он был неудачником этот последний царь. У него было все, что только мог желать этот человек на земле. Александр III оставил ему крепкую Россию, богатую, сильную, верящую в нового царя и любящую идею царской власти.

Что сделал, что только сделал с этим наследством Николай! Как легко было ему войти в историю великим. Не стоит говорить о том, что мог он сделать уже в начале своего царствования. Но еще и 9-го января, и в дни первой Думы, и даже за неделю, за три дня до своего отречения, когда не только М. В. Родзянко, но и великие князья и сама Александра Федоровна требовали от него резкого перехода на новые рельсы, даже и тогда, как легко мог он многое изменить и в своей личной судьбе, и в судьбе России!

Тогда, в первые дни царствования, он, конечно, не думал о том, каким войдет его имя в историю России. Он был занят тем, чтобы справиться со своими обязанностями по представительству, не опозориться, не оказаться иным, чем это полагается.

Так лишенный таланта, начинающий писатель старается писать так же, как признанные авторы, дорожит тем, чтобы у него в произведении все было, “как у других”, “не хуже, чем у людей”, не понимая, что все дело - именно в индивидуальности, в своем, в неповторимом; что надо писать не так, как пишут, как принято писать, а именно так и только так, как ты пишешь, как ты умеешь писать, и что без этого, своего, особого, не стоит и браться.

Первое появление Николая перед членами Гос. Совета было воистину жалостно:

“Члены Гос. Совета, из которых многие были ветеранами, служившими еще прадеду нового царя, - описывает английский корреспондент, - вместо царского величия увидели ребяческую неловкость, шаркающую походку, бросаемые из-подтишка взгляды. Маленький тщедушный юноша, пройдя бочком на свое место, опустив глаза, быстро произнес пронзительным фальцетом одну единственную фразу: “Господа, от имени моего покойного отца благодарю вас за вашу службу”. Затем, после некоторого колебания, повернулся и вышел. Присутствующие переглянулись между собой и после неловкого молчания разошлись по домам”.