Сергей Медведев - Парк Крымского периода. Хроники третьего срока

В жизни всегда есть место подвигу: после покорения Абхазии, Южной Осетии и Крыма Россия берется за колонизацию ближнего космоса. Об этом заявил вице- премьер Дмитрий Рогозин в своей статье в «Российской газете», приуроченной ко Дню космонавтики: среди главных задач государства он назвал колонизацию Луны и окололунного пространства, а также освоение Марса и других планет Солнечной системы. Планы вице-премьера потрясают воображение: не так давно он предлагал начать строительство автоматизированных подводных городов в Арктике для добычи там углеводородов. Мы словно вернулись в блаженное советское детство, когда деревья были большими, слова и поступки — настоящими, бородатые полярники зимовали во льдах под морзянку и космические корабли бороздили просторы Большого театра.

В Россию вернулся героический миф. Его воскрешение началось задолго до крымских баталий. По законам волшебной сказки была построена олимпийская сага: неожиданная победа кандидатуры Сочи на сессии МОК в Гватемале, беспримерное напряжение национальных сил и финансов, эпические масштабы строительства (жидкий бетон в горы доставляли вертолетами), происки врагов, желавших бойкота Олимпиады, и одиссея олимпийского огня, побывавшего опять-таки на Северном полюсе и в открытом космосе. Неудивительно, что церемония открытия началась с аргонавтов, которые чудесным образом превратились в древних славян: отсылка к Древней Греции была необходима для легитимации мифа, провозглашения преемственности от колыбели цивилизации. Да и сам сюжет Олимпиады обладал мощной драматургией: оправившись от первых поражений и отставания в медальном зачете, герои спорта явились во всей своей силе и финишным рывком обеспечили России общекомандную победу, которой никто и не ждал.

Сочинский эпос естественным образом перешел в таврический — с мгновенным и бескровным присоединением Крыма под праздничные салюты и народное ликование, со ссылками на историческую справедливость и братскую солидарность. Крым — глубоко мифологизированное пространство, от Античности до Империи и современности, место боевой славы с историей долгих осад и чувствительных поражений, так что неожиданно вброшенная в общественное сознание крымская тема моментально пробудила весь комплекс национальных мифов. Что роднит крымский сюжет с сочинским — это фигура триумфатора, архитектора наших побед, который занимает в структуре мифа место демиурга, и не случайно придворный писатель Александр Проханов нарек его Путиным Таврическим, ибо эпический масштаб происходящего здесь очевиден.

А на пороге 9 мая — ключевое событие исторической памяти и главная скрепа постсоветской России. В новом героическом эпосе война больше не является травматической памятью и катастрофой («лишь бы не было войны»), а скорее духоподъемной историей. Согласно опросу Левада-Центра, три четверти россиян готовы поддержать войну с Украиной, если таковая начнется. Градус милитаризма зашкаливает: в передаче «Спокойной ночи, малыши!» пес Филя появляется в бескозырке и объявляет, что хочет идти в армию, Владимир Жириновский на заседание Госдумы приходит в военной форме, а МИД в своем аккаунте в фейсбуке в первые часы после крымского референдума публикует симоновское «Жди меня», написанное в июле 1941-го. Между тем в социальных сетях со знанием дела обсуждают вооружение спецназа в Крыму, а пикейные жилеты в околовластных СМИ взволнованно судачат о санитарных кордонах, буферных зонах и лимитрофах. Модой лета, видимо, станут скрипящие сапоги, портупея и фуражка, надвинутая на бритый затылок.

Наряду с нормами ГТО, возрождением ВДНХ и первомайской демонстрацией трудящихся военный миф возвращает нас в СССР. Советский Союз — это прежде всего героический эпос, непрерывный подвиг, в котором каждое действие соотносится с трансцендентальным замыслом. Не женщина, а мать-героиня, не солдат, а защитник Отечества, не труд, а борьба за выполнение плана, не жатва, а битва за урожай. Экономика в СССР была не практическим, а символическим действом: отсюда стахановство, передовики, соцсоревнование — это все элементы не производства, но героического мифа.

Советский человек жил в постоянном ожидании подвига, сгруппировавшись для прыжка — как красноармейцы, шахтеры и пограничники, притаившиеся в нишах на станции московского метро «Площадь Революции». Как отмечал Борис Гройс в книге «Стиль Сталин», жизнь советского человека освещена неземным светом мифа, а Владимир Паперный в «Культуре Два» обращал внимание на пятиметровые двери сталинских высоток — они словно предназначены для исполинов, былинных героев.

Сегодня мы возвращаемся в это эпическое пространство. Очевидно, что эстетика героического мифа путинской эпохи потребует адекватного художественного воплощения: триумфальные арки, киноэпопеи, романы- трилогии; должны явиться новые Сумароковы, Державины и Херасковы, которые витиеватым барочным слогом восславят величие наших дней. Героика — верный признак того, что мы переходим от авторитаризма, который все же прагматичен, к идейному тоталитаризму. Тоталитарные страны десятилетиями живут мифом: Иран — исламской революцией, Куба — антиамериканской революцией, Северная Корея — мифом чучхе. Нам предложен миф о войне с Западом и о перманентной победе: Сочи, Крым, Донбасс, Сирия, далее везде. В условиях обостряющейся глобальной конкуренции, под натиском непонятного внешнего мира, с которым российская архаика снова оказалась не в силах справиться, миф дает ясные смыслы, заменяет материальные блага и готовит людей к жертве: вслед за сбором средств на помощь Крыму можно ждать займов на восстановление Восточной Украины.

Впрочем, героический эпос — это не только жертва, но и солидный административный и финансовый ресурс. Сочинский «Олимпстрой» превратился в «Крымстрой» с аппетитными заказами на строительство моста через Керченский пролив и на создание полностью независимой от Украины дорожной, коммунальной и энергетической инфраструктуры. Маниловские проекты Дмитрия Рогозина по колонизации Луны и подводным городам в Арктике тоже, надо полагать, получат не мифическое, а вполне земное финансирование. В сегодняшней России подвиг имеет смысл, лишь когда он хорошо оплачен.

Нашумевшая выставка польских художников «Моя Польша. Вспоминая и забывая» в эстонском Тарту, где они по-новому взглянули на трагедию Холокоста, вызвала небывалое оживление в российских СМИ. Они не упустили случая привычно обвинить прибалтов в пособничестве фашистам и, по следам карикатурного скандала, заклеймить Эстонию как «карикатуру на страну». Травля далекой выставки, как и общенациональная кампания против фильма «Левиафан», построена по старому принципу советской критики: «Пастернака не читал, но возмущен». Но лучше один раз увидеть — и поэтому, оказавшись в Тарту, я воспользовался случаем, чтобы посетить спорную выставку.