Виктор Шкловский - Собрание сочинений. Том 1. Революция

Сам Кулешов, как основной материал своего творчества, взял работу членов коллектива на установку на определенный кинематографический материал. Это увеличивает значение работы, так как продвигает вперед актерскую работу и делает коллектив Кулешова тем племенным хозяйством, из которого берут людей для улучшения кинопороды. Но это связало Кулешова в деле применения найденных форм с задачами сегодняшнего дня. Люди нервничают и стучат ножом по тарелке, чтобы им скорее подавали, но история искусства не всегда ресторан и приходится подождать. Одновременно Кулешову удалось начать работать по выяснению основного ядра кинематографического приема в деле освобождения, уменьшения знаков кинематографического алфавита и вступить на путь другого монтажа, другого пользования деталями.

Режиссер Роом, путаный и заменяющий систему работы тихим бешенством, освободился в своих последних работах от густой и несколько патологической окраски первых вещей и отвлек свой прием от его первоначального наполнения [508]. Путаясь бессознательно и, может быть, в силу своих театральных навыков, он первым пришел в русской кинематографии к длинным игровым кускам, выдвинул актера. Но в этом человеке менее всего инженерии, и он заваливает свои вещи изобразительностью так, как завалены подушками телеги беженцев.

Фэксы начали как последователи Кулешова; их материал — эксцентриада и «дивнии люди», как сказали бы в деревне. «Чудаки», как называют таких людей, в деревенской постановке царя Максимилиана [509]напомнили нам шпану в «Стачке» Эйзенштейна.

Фэксы не боятся каждый день нарушать кинематографические правила, идти на литературу — ставя «Шинель», разрушать как будто бы найденное правило сценария. Крепко соединенные своим оператором Москвиным, они входят в режущий край, в передовой отряд современной советской кинематографии.

Дзига Вертов со своей группой — один из наиболее героических людей сегодняшнего дня, и он оглушен шумом своей крови в ушах, как это и полагается герою; его общая установка, установка на вещь, на факт — установка Лефа (Левый фронт искусств), передового отряда людей, желающих писать по-сегодняшнему лучше плохо, чем по-вчерашнему хорошо; по терминологии Хлебникова — он изобретатель, а не приобретатель [510]. Свой успех он увеличивает живыми кадрами пафоса, но уничтожает документальность материала, которым работает. Он снимает шерсть Госторга, как поэму Гомера, когда сама шерсть требует иного оформления. И самыми лучшими кусками патетической «Шестой части мира» оказалось изображение того, как скатывают густое свалявшееся руно, покрывшее весь двор фактории Госторга. Здесь шерсть работает, как нечто, предназначенное для постройки брюк, а не предназначенное для фотографирования. И мне нравится начальный кадр «Шестой части мира», когда овец за хвост тянут в прибой купаться (потому что я знаю, что их купают для того, чтобы остричь, и, к сожалению, об этом не знает зритель), и вот Дзига Вертов не делает установку на технику вещи. Но Дзига Вертов своим напором, которым, может быть, заскочил дальше и, повернувшись дважды на 360°, оказался не повернувшимся, равен в отдельных частях своей картины немецким экспрессионистам.

Дзига Вертов счастливей другой группы конструктивистов — Гана [511]и Шуб. Ган не работает сейчас совсем, а Шуб состоит на египетской работе склеивания и исправления чужих, плохо снятых, часто враждебных картин [512].

Инженер Эйзенштейн — изобретатель и приобретатель, вместе остроумный, далеко видящий, ироничный и знающий, как делать патетику, — лучший человек сегодняшнего времени. Он не боится эпохи и использует ее заказ для создания новых форм, работает на свое время и работает на свое искусство, оставляя для себя свободу художественного приема, умея располагать его, не считаясь с простой последовательностью исторических фактов; он со своим сопостановщиком Александровым один из режиссеров понимает тесную связь кино со словом, будучи в то же время чистым кинематографистом.

Для того чтобы советская кинематография могла продолжать развиваться, нужно сделать установку на постановочные группы и на материал.

Мрачное настроение, которое овладело кинематографистами в начале года, сейчас несколько улучшается.

При оценке положения, очевидно, не приняли во внимание рост национальных киноорганизаций и роль РСФСРовских второстепенных киногруппировок.

Госкинпром Грузии дал Шенгелая в «Элисо» [513]. Очевидно, очень крупным событием будет «Арсенал» Довженко. Эта картина и украинского и всесоюзного значения, — она доказывает правильность ставки на развитие местных национальных культурных центров и отучает нас от мысли о «провинции». Советская кинематография перестает быть русской кинематографией и становится кинематографией Союза.

Мелкие киноорганизации, постоянно стесняемые и ограниченные в выборе репертуара, дают нам «Каторгу» Райзмана [514]— первоклассную кинематографическую продукцию.

Кинематографическая мысль продолжает работать. Еще не доказано, что лучше всего она работает в Совкино. Преимущество крупной организации сейчас в Совкино мало используется. Исследовательская работа могла бы вестись прежде всего в этом огромном учреждении. Но она ведется случайно, уже на самих картинах, и то, что должно было быть найдено чисто экспериментальным путем, ищется в самом процессе работы, задерживает ее. Плата за лишний переснятый материал, задержка в выпуске картин — это штраф за некультурность и недостаточную плановость.

Работа ГТК осуществляется тоже в дискуссионном порядке. Постоянно оспаривались удачи ГТК, его организационные достижения случайны. В ГТК работает Эйзенштейн [515], потому что он и все режиссеры не участвуют в коллективном руководстве художественной жизнью фабрики. Его лаборатория оторвалась от производства. С самодеятельными группами киноработников работает не занятый в производстве Ильин [516].

Совкино имеет грандиозный опыт по прокату. Совкино должно знать, как дышит зритель, через сколько времени можно вернуть картину на экран, какие картины любит Центральная Сибирь и как отражается общее состояние страны на наполнении зала. Отсюда надо сделать несколько шагов для того, чтобы идти к организации исследования современного зрителя.

Мы все еще представляем себе зрителя нерасчлененным, какимто общим. Для нас неожиданно, когда очередь на Гарри Пиля у кино «Горн» приходится разгонять конной милицией, для нас неожиданно, когда крестьяне в Новосибирске приезжают в город и ночуют в нем для того, чтоб увидеть «Баб рязанских» [517]. Для нас неожиданна полная коммерческая неудача «Матери» и «Конца Санкт-Петербурга» и полная удача восстановленной десятилетней «Пиковой дамы» [518].