Литературная Газета - Литературная Газета, 6626 (№ 51-52/2017)

Прежде всего насыщенный метафорами, предельно короткий и мощный стих. Чаще всего – восемь строк. Невольно вспоминаются знаменитые восьмистишия Мандельштама:

В игольчатых чумных бокалах

Мы пьем наважденье причин.

Или у Пучкова:

Окраина, куда бредут снега,

Где провисает ночь, как парусина,

И облаков крутые берега

Огромны, как трагедии Расина.

Окраина, где взгляд скользит не вдоль,

А вдаль, где тени сходятся плечами,

И звезды проступают, словно соль,

И в темных ямах небо бьет ключами.

Но, в принципе, на этом сходство и заканчивается. Потому что у Пучкова почти физически ощущается даже не насыщенность «материи» стиха метафорами, а насыщенность иной реальностью.

Разговор поэта с Богом продолжается постоянно:

Темные тени стоят на воде, как волхвы.

Небо течет, заполняя овраги и рвы,

Где разрывается берег, и взгляду видней

Комья травы и тяжелые гнезда корней.

Темные тени стоят. Из пустых рукавов

Падает на землю снег и кружится над ней.

Небо течет, огибая стоящих волхвов,

Словно река – неподъемные глыбы камней.

Ощущение Высшего начала не просто является лейтмотивом творчества поэта. И это не просто популярная сегодня «религиозная» составляющая. А подлинный движитель его таланта. Для Пучкова чувствовать близость Бога – так же так естественно, как дышать и видеть солнце. Для Пучкова, как для поэта, важна не игра слов и не игра в слова. А попытка выразить невыразимое, сказать о несказуемом. Вот это и есть главный стимул его творчества. Наверное, именно поэтому он долгие годы, даже десятилетия почти ничего не делал для собственной популярности. Хотя, по мнению Игоря Шкляревского, Эдуарда Балашова и других, Владимир Пучков имеет на это больше права, чем многие именитые и известные.

Но ему было некогда – он работал: «...это небо диктовало мне, а я ни причем», – признается поэт в своей новой книге. В нее вошли 200 избранных стихотворений, написанные им в разные годы – с 1971 по 2014.

За эти десятилетия успели смениться режимы, разрушиться одни государства и воцариться новые. А поэт Владимир Пучков словно не замечает всех этих катаклизмов. Он живет вне пространства и времени, в своем творческом измерении, упорно создавая собственную вселенную.

Наталия Завьялова

Дайте всего лишь день!

Книжный ряд / Библиосфера / Объектив

Твердеева Кира

Теги:Джахан Поллыева , Невод

Джахан Поллыева. Невод. Лирика разных лет. М. 2017 142 с.

Джахан Поллыева – известный общественный и политический деятель, и от такой персоны поначалу не ждёшь чувственных и проникновенно лиричных стихотворений. Но открыв книгу, испытываешь удивление, смешанное с радостью, и понимаешь, что перед тобой настоящий поэт со своим ярким голосом и сложным мятущимся внутренним миром. Каждое стихотворение – парадоксальное и изящное сочетание яростной эмоциональности и философской глубины, везде присутствуют и сильное чувство, и оригинальная зрелая мысль.

Лирическая героиня Джахан Поллыевой сложна и сочетает в себе несочетаемое: она одновременно и хрупкая, и сильная, и наивная, и мудрая, и доверчивая, и настороженная, и нежная, и колкая. Но никогда не холодная и отстранённая! Стихи Поллы­евой горячи, хотя, конечно, это уже не безрассудная пылкость юности, а скорее ровное горение зрелости. И с этой житейской высоты всё видится иначе. Приходят мысли не только о любви, которой буквально дышит «Невод», но и о старости...

Мы пожилые. Значит, мы пожили.

А может, пóжили – кто разницу поймёт?

Но башмаков немерено сносили –

по башмакам у нас с тобой зачёт.

По глупостям, наверно, рекордсмены,

а по ошибкам – чемпионы мы!

Когда другие множили измены,

в отместку мстили этим же, увы...

(«Пожилые»)

И тут же страстный бунт против старения и онтологической уста­лости:

Мне дайте день, всего лишь день на то,

что для других – пустейшее занятье.

Не на тоску прошу, не праздность и не лень:

стихотворенье дайте дописать мне!

(«День»)

Или вот другое, но о том же самом:

Праздности хочу, праздности –

с тяжестью судьбы разности...

Лёгкости хочу, звонкости,

слов своих былой колкости!

У Джахан Поллыевой выразительная и искренняя любовная лирика; тема супружества, взаимного сосуществования двух людей – сквозная в книге.

Счастливое супружество возможно.

И больше, чем успех и состояние...

Но быть годами рядом так же сложно,

как и любить на дальнем расстоянии...

(«Супружество»)

Трудно найти в современной поэзии книгу, где столько стихотворений было бы обращено не просто к возлюбленному, а именно к мужу, к человеку, с которым много прожито и пережито. Процитируем полностью одно из лучших.

Человек

Человек

спал всю ночь один,

но в обнимку с моей подушкой.

Человек

тот ни с кем не сравним –

благороднее всех и лучше.

Человек

молчалив, как сфинкс,

но решительней полководцев.

Человек

этот – муж мой. Жизнь

он мою повернул на солнце...

Человек

не хотел меня

потревожить словцом на ушко.

Человек

точно знал, что я

в этот час у стихов на мушке.

Человек

мой, прости меня,

что опять спал с моей подушкой!

Человек,

я люблю тебя

всей душой за такую душу.

Хочется отметить и то, как изящно приведённое стихотворение по форме: и по графическому строению, и по ритму, и по звуку. Вообще проходных и неинтересных стихов в «Неводе» не найти. Джахан Поллыева – зрелый и самобытный мастер, и тот, кто откроет для себя этого автора, несомненно, прикоснётся к настоящему искусству.

Русский даос

Книжный ряд / Библиосфера / Книжный ряд

Теги:Виталий Аверьянов , Со своих колоколен

Виталий Аверьянов. Со своих колоколен. Стихи. Песни. Эпос. – М.: Книжный мир, 2017.

Писать о поэзии Виталия Аверьянова трудно. Прежде всего потому, что он сам, как бы взглянув на читателя своего сборника «острым глазком» (В. Розанов), «глазком» то ли скомороха, то ли волхва, то ли юродивого, все читателю сам и написал про свои стихи, а заодно про поэзию в целом. В кратком, но, мягко говоря, концептуальном «приложении» к книге. Тут нечего добавить, можно только перефразировать.

Итак, перефразируя В. Аверьянова. В наше время происходит глобальная «смена вех» в поэзии, да и в культуре вообще. Классическая поэзия-культура никуда не делась, так же как никуда не делась, например, латынь в эпоху Возрождения. Мы любили, любим и будем любить Пушкина. Но писать «как Пушкин» («как Есенин», «как Ахматова» и т.д.) – это значит обрекать себя на заведомо реликтовое существование. Система течений, жанров, стилей и т.п. эпохи классики и модерна – это очень интересно. Однако будущее культуры – не сохранение стилей и жанров, а возрождение русского человека и его русского языка во всех их жизненных проявлениях, «живых как жизнь» (К. Чуковский). В этом смысле основное качество поэзии Виталия Аверьянова (извините за каламбур) – это витализм, изъясняясь языком недавнего прошлого, - жизнеутверждающий пафос.