Дмитрий Лукин - Настоящая фантастика – 2017 (сборник)

Не знаю, сколько бы так стоял, таращась в глаз Моб Дика, не замечая ничего и лишь ощущая, как по капле, потом струйкой вытекает сила. Будто Моб Дик проделал дыру в днище моей утлой жизни и теперь равнодушно наблюдает, как иду ко дну в его пасть.

– Ну, здравствуй. – Голос дамочки вырвал из оцепенения. Страх не исчез, но ослабил хватку, достаточно, чтоб трепыхнуться, оторвать взгляд от Моб Дика, наваждение стряхнуть, морок.

Умел ли он говорить? Или его молчание – признание нашей ничтожности? Не стоили мы ни единого звука из его пасти? Моб Дик шевельнулся телом, и пришлось невольно отступить, настолько давил его авторитет. Что мы по сравнению с ним? Мальки? Икринки?

– Здравствуй, охотник… – прошелестело в воздухе, словно кто-то подул на тончайший лист бумаги. И опять не сразу понял, кто к кому обращается. Лишь биту перехватил поудобнее, башкой из стороны в сторону мотал, врага выискивая. Ожидал, что Моб Дик заговорит. Казалось – голос у него должен быть особенный – могучий и устрашающий. Как глаз. Как пасть. Как зубы. А еще как странные трубы, что свешивались с высокого потолка и вонзались в нечто кроваво-белесое на том месте, где у Моб Дика должен быть череп, укрывающий самый изощренный преступный мозг. Настолько изощренный, что он подмял всю преступность в городе. А вместе с этим и сам город.

– Что за трубы? – не слишком-то и ожидаю от дамочки ответа.

Но ответ пришел. Такой же шелестящий, тихий.

– Неужели ты не понял, охотник? До сих пор ничего не понял?

– Ему трудно понять, – и этот голос я узнал. Дамочка. Только в нем не было столь привычного презрения, а только усталость и разочарование. – После того, что ты с ним сотворил, Моб Дик, после того ничтожества, в которое ты его превратил.

– Я – его? – в шелесте удивление. – Ничего не путаешь, Битка?

Битка?

– Разве не он нашел меня выброшенным на берег? Разве не он решил, что из меня получится добыча? Разве не он выкачал из меня спермацет, когда я еще был жив, тем самым превратив меня в то, чем я стал? В основу мира, которым ему захотелось править, невзирая на других охотников и на миры, которые они извлекали из великой бездны? Это он нарушил дух и закон великой охоты! Не ему и жаловаться на мир, который возник!

– Преступник не вправе судить другого преступника, – знакомый хриплый голос. Наконец-то хоть что-то понятное и определенное!

Но это не устраняло непонятки – откуда, Моб Дик возьми, появилась Битка?!

Вот она – стоит в своей искалеченной красе. К культе ноги гарпун привязан – вместо костыля. На культе руки – лезвие, да такое, что и Моб Дика шутя разделает. И нет сомнения – для этого и предназначено.

– Мне плевать, – говорит Битка. – Мне плевать на ваши терки с охотником. У нас с тобой свои разборки, Моб Дик. И сейчас их порешим.

Дергает завязки, пара движений, и вот в руке гарпун, на который она и опирается, как на костыль. А Моб Дик в черной жиже плещется, и никуда ему не деться от сумасшедшей. Вернее, так кажется. Потому как у такого проныры пути отхода предусмотрены. И один открывается. Черная жижа через край плещется и прямо на нас с Биткой. С ног сбивает, волочет за собой, а Моб Дик вслед за нами, ну, что твой пароход, который со стапелей спускают. Была забава у отморозков – привязать жертву на пути спускаемого на воду корабля. Для смазки, как это называлось.

Вот и Моб Дик лихо катит.

Не увернуться.

А Моб Дик и на бок лег, пасть раззявил, а за ним трубы его тянутся и тянутся.

Вот эти трубы и спасли. Потому как Моб Дик о них и забыл совсем. Только они о нем не забыли – натянулись, назад тушу дернули. Моб Дика вперед хвостом разворачивает, Битка, которая до этого на животе катилась, на спину ловко перебултыхнулась, древко гарпуна под мышкой зажала, уперлась, остановилась, а затем поднялась, чернотой облитая.

Огромная туша Моб Дика что стрелка часов поворачивается, открываясь для броска. Ничего в охоте на кашалотов не понимаю, но тут и семи пядей не надо – бей в брюхо, не промахнешься.

И Битка ударила.

Размахнулась и метнула гарпун.

И самое невероятное – получилось.

Одна рука, одна нога, один глаз.

Гарпун с хрустом впился в брюхо Моб Дика. Удар такой силы, что на мгновение остановил движение кашалота. Моб Дик изогнулся, словно собрался собственным хвостом закусить. А может, и хотел. От боли. Но ничего не вышло, и он изогнулся в обратную сторону, будто выдавливая гарпун наружу, прочь из тела.

Черные волны накатывали. Пытаться встать – тухлое дело. Но чокнутая калека чудом держалась, балансировала на одной ноге, что твоя балерина. И такое выражение на лице, какое у торчка после вынужденной завязки не обнаружишь.

Довольное.

Торжествующее.

Да вот только рано торжествовала. Потому как Моб Дик – это Моб Дик. Глаз востро держать надо даже тогда, когда у него в брюхе гарпун торчит.

Хрясь!

И пасть смыкается на Битке. Глазом не успел моргнуть. Даже не сообразил – как он вообще рядом с ней оказался. Тело Битки обвисло, а из того места, где гарпун в брюхо вошел, кровь ударила. Все, что в Моб Дике оставалось живого, он Битке отдал, чтобы с ней покончить. Серьезные терки промеж них имелись. Жаль, подробностей так и не выяснил. Да и не было времени выяснять. Действовать надо было, если хотел из заварухи живым выбраться.

А потому завопил, за древко гарпуна ухватился и стал глубже толкать, чувствуя, как наконечник режет жилы в брюхе Моб Дика, последние силы отнимает. Наверное, на гарпун продолжал налегать даже тогда, когда все кончено было.

Один остался. И спермацет. Весь спермацет города в моем распоряжении, что Моб Дик в башке своей копил. Хочешь – продавай, да только кто столько купит? А главное – кто покупать будет? Зачистил Моб Дик город от всех. Раз никого нет, то бери дело в свои ласты. Ежели жить хочешь. И никак иначе.

И только это решил, даже не решил, а понял, что другого выхода нет, как такой почувствовал голод, что клювом по туше Моб Дика долбанул, кусок вырвал, клюв задрал и кусок проглотил.

Дело пошло! Тут и твари потихоньку обратно сползаться стали. Те, что в живых после ядовитого пиршества ухитрились остаться. Тоже вот повезло. Хотел и от них избавиться, но пока Моб Диком занимался, они свое дело сделали – извлекли трубки из башки бывшего хозяина да мне в башку воткнули. Ловко так, ничего и не почувствовал. Кроме силы, что вливалась. Был спермацет, а теперь? Молоко птичье. И Цукидзи – не Цукидзи, нет больше рыбного рынка, а есть рынок птичий, на огромную клетку похожий, в которой теперь и сижу, крылья расправляю, а подручные птенцы за каждым перышком присматривают.

И океана над городом тоже нет. Зачем птицам океан? Птицы летать должны в небе. Вот я и смотрю, как все летают.