Даниэль Домшайт-Берг - WikiLeaks изнутри

Страсти впервые накалились в среду вечером, на третьей неделе нашего пребывания в Исландии. Поводом послужило открытое окно. Я куда-то уходил по делам и вернулся в номер, где все остальные усердно корпели над своими ноутбуками: Роп и Джулиан, Герберт и Смари. Наверное, в могиле, впервые вскрытой после десяти лет погребения, воздух и то был бы чище.

Я зажал пальцами нос, подошел к так называемому французскому балкону на другом конце комнаты и открыл балконную дверь, чтобы немного проветрить помещение. Герберт взглянул на меня с благодарностью, он уже пару раз выбегал в коридор подышать воздухом. Джулиан же замер над своим компьютером, поднял на меня взгляд и спросил, кто мне позволил просто взять и открыть окно. Его глаза метали искры. «Ты с ума сошел, Роп же замерзнет!» – произнес он резко.

Не знаю, почему он вдруг решил опекать Ропа. Скорее всего, ему самому было холодно. Все испуганно посмотрели на нас с Джулианом. Роп действительно сказал, что ему прохладно, но я же не собирался держать окно открытым всю ночь, о чем тут же сообщил. Джулиан ничего не ответил, но продолжал испепелять меня взглядом. Было совершенно ясно, что он ожидает от меня каких-то действий. Я вернулся к балкону и закрыл дверь, возможно при этом хлопнув ею несколько сильнее, чем требовалось, после чего покинул помещение. В тот вечер стало ясно, как быстро может накалиться обстановка.

Я купил себе плавки и маску для подводного плавания, отправился в бассейн и с головой окунулся в теплую воду. Я наслаждался изоляцией от внешнего мира, лишь приглушенно воспринимая его гул: крики детей, плеск воды, чмоканье приближающихся и снова удаляющихся купальных шлепанцев. В Исландии люди даже при минусовой температуре ходят в открытый бассейн. Проблемы расходов на подогрев бассейна никого не волнуют. На вулканическом острове повсюду бурлят источники, извергающие воду оптимальной для купания температуры. Вечером, когда от потемневшей воды поднимался пар, а взгляду открывались окружающие город заснеженные холмы, атмосфера была почти мистической.

У бассейна, в раздевалках, в душевых кабинах и даже в туалетах были развешаны предупредительные таблички самого разнообразного содержания: «Не нырять с бортика», «Не плавать на полный желудок», «Осторожно, скользко», «Соблюдайте чистоту», «Примите душ перед купанием». Иногда ко мне еще кто-нибудь присоединялся, например Роп и Фолькерт. Тогда мы вместе предавались буйным фантазиям. Роп выдвинул идею всемирной кампании по обеспечению всеобщей безопасности. Почему бы не увешать весь мир предупредительными табличками на все случаи жизни? Таким образом политики будут перегружены этой объемной темой и в итоге выведены из строя. Это был бы переход к анархии в очень безобидной форме.

Мы и не заметили, как пролетело несколько недель. Никакого прогресса в отношении IMMI мы так и не достигли, и встал вопрос о том, что мы вообще делаем в Исландии. Я этот вопрос озвучил и тем самым нажил себе врагов.

«А как насчет WL?» – поинтересовался я. Наша основная работа простаивала вот уже в течение целого месяца. У нас скапливалось все больше новых документов, которые нужно было просмотреть и подготовить к публикации. «Когда мы вернемся к работе?» – спросил я.

Я видел нашу задачу в том, чтобы направить законодательство в нужное русло, а теперь процесс должен был продолжаться самостоятельно. В конце концов, этим кроме нас занимались еще и исландцы. «Почему бы нам эту тему не закрыть?» – спросил я.

Но Джулиан не хотел и не мог расстаться с этой темой. Он считал IMMI своим детищем. Впоследствии он своими недипломатичными высказываниями умудрился нанести серьезный политический ущерб всему проекту.

Мы все были людьми непростыми, и по мере нарастания давления межчеловеческие отношения стали давать первые трещины. В основном это касается нас с Джулианом. Остальные были скорее статистами, беспомощно наблюдавшими за нашими ссорами. В конце концов Джулиан обвинил меня в потере перспективы. Он утверждал, что я якобы упустил из виду глобальную цель и сосредоточился на мелочах. Я не могу назвать никакого ключевого события. Я не помню, с чего начались наши первые ссоры, но, скорее всего, с мелочей вроде открытого окна.

К тому же я начал откровенно критиковать поведение Джулиана. Например, посоветовал ему побольше внимания уделять своему внешнему виду. Он за это на меня сильно обиделся, но разве разумно идти на прием к министру юстиции как последний оборванец?

Кроме того, в Исландии начались утомительные дискуссии на тему, кто главный. Джулиан установил определенную субординацию: кто имеет право кого критиковать, а кто нет. Сам он, разумеется, занимал верхушку пирамиды. Это он объяснял своим незаурядным интеллектом и опытом. А поскольку он тогда был в хороших отношениях с Биргиттой, то постановил, что я не имею права критиковать не только его, но и ее, так как это и его коснулось бы.

Ко всему прочему, Джулиан решил, что должен серьезно со мной поговорить, потому что я якобы действую Биргитте на нервы. Позднее я ее об этом спросил, и она меня высмеяла – оказалось, это чистой воды выдумка.

– Тебя здесь все терпеть не могут, – сказал он.

– Кто это все? – переспросил я.

– Абсолютно все, – ответил он. – Каждый, кто имеет с тобой дело.

В кратчайший срок наш гостиничный номер превратился в дурдом для особо неряшливых. Сначала уборщицам с большими черными пылесосами еще удавалось пробираться между кучами сваленных как попало вещей. Вскоре им даже в дверь стало не войти. Добродушные исландские уборщицы пару дней мужественно сражались за право уборки номера 23, но самое позднее дней через пять они сдали позиции. В итоге мы заключили перемирие и периодически совершали обмен пакетов с мусором на чистые полотенца и туалетную бумагу.

Никто из нас не готовил, даже никакой нормальной еды никто не покупал. Между разбросанной по полу грязной одеждой скапливались полупустые пакеты с чипсами. Целая гора вяленой рыбы, которую кто-то когда-то купил, но никто так и не стал есть, постепенно начинала разлагаться. От часа к часу зловоние усиливалось. Эту смесь из вонючих носков, обглоданной пиццы, вяленой рыбы и сероводорода следовало бы запатентовать в качестве орудия пыток.