Михаил Делягин - Империя в прыжке. Китай изнутри...

Антирыночная политика, таким образом, последовательно и энергично осуществлялась в этих странах для достижения высших стратегических целей, — как в Китае и Евросоюзе, хотя и на качественно меньших человеческих массах.

Антирыночный характер поставленной перед Китаем задачи стремительного вывода экономики на качественно новый технологический уровень существенно смягчался тем самоочевидным, но не популяризируемым и потому не слишком известным фактом, что технологический прогресс, строго говоря, и сам является нерыночным по своей природе.

Безусловно рыночный характер имеет лишь практическое применение тех или иных технологических принципов, недаром весьма наглядно именуемое их «коммерционализацией».

Стержень же технологического прогресса — открытие этих принципов, — несмотря на длительные усилия по созданию самых разнообразных организационных форм, остается принципиально нерыночным занятием.

Пример 19

Антирыночность технологического прогресса

В самом деле: представьте себя инвестором, собравшимся вкладывать свои кровные, весьма дорогой ценой доставшиеся средства в самое главное для человечества — в открытие новых технологических принципов.

К вам приходит за деньгами ученый, и первое же, что он сообщает (если, конечно, он действительно честен), — что на самом деле он не имеет ни малейшего представления о том, сколько денег ему понадобится.

Ведь раз его работа нацелена на открытие новых технологических принципов, она носит прорывной характер и касается по-настоящему неизвестных вопросов. Поэтому при начале работ совершенно не ясно, принесут ли они успех или нет, а если и принесут, то когда, — и, соответственно, сколько денег потребуется для его достижения.

Более того: как показывает опыт развития науки, при начале действительно прорывных исследований, как правило, нельзя предвидеть даже то, каким именно будет их успех, если он все-таки будет.

Недаром в науке говорят, что «отрицательный результат не менее важен, чем положительный», — но коммерчески ориентированного инвестора подобный подход вряд ли сможет утешить.

Таким образом, будь вы хоть тысячу раз «бизнес-ангел» или фонд венчурных инвестиций, риски подобных проектов слишком велики и слишком очевидны: в рыночной экономике инвестировать в открытие новых технологических принципов можно лишь «под дулом пистолета».

А это принципиально антирыночный подход.

Он великолепно работал по время «холодной войны»: «дуло пистолета» в виде постоянной угрозы гарантированного взаимного уничтожения в ядерной войне в сочетании с жестким и никогда не прекращавшимся противостоянием двух сверхдержав было приставлено ко всем вискам в мире без исключения.

Но уничтожение Советского Союза сняло эту угрозу; страх как внерыночный фактор технологического прогресса исчез — и открытие новых технологических принципов практически прекратилось. Наука стремительно выродилась в инструмент коммерционализации прежних открытий, с одной стороны, и поддержания значимого для общества социального уклада, с другой, а обслуживающее ее образование — во вполне средневековый инструмент социального контроля.

Попытки найти новый внеэкономический фактор развития, способный восстановить мотивацию к инвестициям в условиях крайней неопределенности, продолжаются и по сей день. Наиболее рациональной (и вызывающей подлинную гордость за человеческую настойчивость и изобретательность) была попытка заменить быстрый страх смерти в войне отложенным страхом смерти от болезней — с переносом фокуса исследований с разработки новых видов оружия и физики на продление активной жизни и биологию.

Увы: человек оказался еще менее совершенным существом, чем сам думает о себе, и эта попытка в конечном счете провалилась: мотивация оказалась непозволительно слаба, и медико-биологические исследования выродились в значительной степени в такую же прикладную работу и получение заранее спрогнозированных результатов, что и остальная наука.

Уникальность Китая проявилась и в наличии у него собственного, особого, исключительно китайского источника внерыночный мотивации к технологическому прогрессу: всепоглощающей экологической угрозы.

Правда, открывать новые технологические принципы для ее ослабления ему было не только не нужно (так как задачу решало значительно более простое и дешевое заимствование технологий), но и невозможно. Ведь китайский тип культуры, сформированный жизнью в условиях масштабных ирригационных систем и использования сложного иероглифического письма, как отмечалось выше, в силу своего принудительного и всеобъемлющего коллективизма, несмотря на все усилия, всё ещё практически не позволяет создавать и массово применять что-либо принципиально новое.

Китайская культура (и культура Юго-Восточной Азии в целом, как мы видели на примере сначала Японии, а затем Южной Кореи) идеальна для массового копирования и глубокого усовершенствования, однако творцы просто не выживают в соответствующих коллективах цивилизаций, использующих иероглифическое письмо (даже если они, как корейская, исторически не принадлежат к ирригационным цивилизациям).

Справедливости ради следует отметить, что китайское государство не просто осознало эту закономерность как одну из важнейших стратегических проблем Китая (наряду с недостатком природных ресурсов), но и предприняло весьма серьезные меры для ее решения.

Начиная с 2000 года в Китае включился подлинный «пылесос», буквально высасывавший из всего мира (далеко не только из России) самых разнообразных специалистов в самых разнообразных сферах человеческой жизни. В качестве непосредственной причины этого вполне честно называлась категорическая необходимость в «исторически кратчайшие» сроки создать и укоренить в китайском обществе принципиально новые для него виды массовой деятельности. «Нам нужен спорт высоких достижений, нам нужен европейский театр, нам нужен современный кинематограф, нам нужно разбираться в западной филологии», — не стесняясь, говорили китайские руководители и бюрократы всех уровней и наперегонки выписывали на работу в Китай всех зарубежных (прежде всего постсоветских, в силу их дешевизны, а также западных) специалистов, до которых только могли дотянуться.

Эти специалисты добросовестно учили китайцев, те дополняли их знания и адаптировали их к китайской культуре, — и уже добились выдающихся успехов (весьма убедительных, например, в спорте, кинематографе и музыке).

Однако главная, фундаментальная причина массового привлечения иностранных специалистов была, как представляется, значительно глубже и заключалась в необходимости имплантировать в китайское общество не отдельные достижения и даже целые отрасли современной человеческой деятельности, а саму способность к творчеству как таковую.