Михаил Делягин - Империя в прыжке. Китай изнутри...

5.3.2. Экспортный рывок и реорганизация промышленности

Однако до этого предстояло пройти еще долгий путь.

Между тем через пять лет после активизации экономических реформ, в сентябре 1997 года на XV съезде КПК, который состоялся через два месяца после возвращения Гонконга Китаю (что, несмотря на серьезные социально-экономические трудности, автоматически сделало его «съездом победителей» и способствовало атмосфере национального воодушевления и оптимизма), были осуществлены поистине революционные кадровые изменения.

Средний возраст членов ЦК КПК снизился почти на одну пятую — с 69 до 56 лет, а доля обладателей высшего или среднего специального образования подскочила с 73 до 96 %. Удельный вес военных (занявших почти все управленческие посты после сворачивания Мао Цзэдуном репрессий в ходе «культурной революции», так как гражданские управленцы всех уровней были репрессированы почти поголовно) несколько сократилась — с 25 до 21 %, но это небольшое в количественном плане уменьшение сопровождалось драматическим ослаблением их политических позиций.

Съезд начал военную реформу, заключавшуюся в модернизации армии: в повышении уровня ее технического оснащения и квалификации военнослужащих при сокращении их численности на 17 % — с 2,9 до 2,4 млн. чел. (что, понятным образом, снижало ее социальную, а с ней — и политическую роль). При этом власти Китая призвали Тайвань возобновить прерванный после «ракетного мини-кризиса» 1996 года [121]диалог на основе принципа единства Китая. Цзян Цзэминь сделал важный шаг вперед, выразив готовность обсуждать (хотя и непременно в рамках этого принципа, но их можно было трактовать весьма широко, а главное — по-разному) любые интересующие Тайвань вопросы.

Важным событием XV съезда стало выведение из состава Политбюро ЦК председателя Всекитайского собрания народных представителей (ВСНП) Цяо Ши, последнего из сторонников либерализации политической системы Китая; на следующий год его место во главе парламента занял непопулярный технократ, премьер Госсовета Ли Пэн.

Это стало внятным сигналом о принципиальном отказе руководства Китая даже от обсуждения возможности демократизации внутренней политики. Хотя формально научная дискуссия о последствиях горбачевской перестройки и демократизации еще продолжалась, практические выводы из опыта Советского Союза были сделаны руководством Китая окончательно.

Скорее всего, в судьбе Цяо Ши злую шутку сыграло письмо бывшего генерального секретаря Чжао Цзыяна. Вероятно, обнадеженный смертью Дэн Сяопина, скончавшегося за полгода до начала работы съезда, его опальный оппонент попытался добиться от съезда своей реабилитации. Он указал, в частности, что, поскольку студенческое движение было направлено против коррупции и призывало к ускорению политических преобразований, официальная оценка событий на Тяньаньмэнь в 1989 году как «контрреволюционного мятежа» была неверна и нуждается в коренном пересмотре.

Письмо показывало, что «китайский Горбачев» практически утратил связь с реальностью: раны от политического кризиса восьмилетней давности еще были слишком свежи, а посткризисное развитие (как Китая, так и Советского Союза) убедительно доказало правоту Дэн Сяопина, раздавившего протест и пользовавшегося и после смерти огромным уважением как партии, так и народа. В результате оно не было вынесено на рассмотрение съезда, а Чжао Цзыян получил от руководства КПК официальное порицание и ужесточение режима домашнего ареста, под которым он находился с 1989 года.

В качестве публичной части неявного ответа непосредственному виновнику кризиса 1989 года Цзян Цзэминь традиционно подчеркнул необходимость «демократической диктатуры народа» как инструмента «борьбы против всех факторов, подрывающих стабильность, необходимость борьбы против буржуазной либерализации, подрывной и раскольнической деятельности внутренних и внешних врагов».

Упоминания «политической реформы» были ограничены призывами усилить контроль общества за бюрократией и создать правовое государство, в котором органы управления действовали бы исключительно на основе норм закона. Последнее было исключительно важным, но непосредственного отношения к демократизации не имело.

Дэн Сяопин же был практически канонизирован съездом: Цзян Цзэминь в своем докладе поставил его в один ряд с Сунь Ятсеном и Мао Цзэдуном, а его «теория построения социализма с китайской спецификой» получила статус «руководящей идеологии партии» наряду с марксизмом-ленинизмом и «идеями Мао Цзэдуна». Для закрепления этого положения в программу КПК было внесено специальное добавление о том, что сущность «теории Дэн Сяопина» заключается в его тезисе о «необходимости раскрепощения сознания и производительных сил». [122]

Разумеется, после смерти Дэн Сяопина новый китайский руководитель просто для поддержания своего авторитета не мог не дополнить его «теорию». Этого требовали и все более острые противоречия между декларируемыми целями партии и государства, с одной стороны, и повседневной практикой государственного управления, с другой. Все глубже становилась пропасть между идеями социализма и справедливости и практикой энергичного развития рыночных отношений, ведущих к социальному расслоению, усилению эксплуатации человека человеком и появлению «новых богатых» с раздражающим общество показным потреблением.

Подробно рассмотрев концепцию состояния Китая как «начальной стадии построения социализма», выдвинутой на пленуме в сентябре 1986 года и зафиксированной через год в решениях XIII съезда КПК, Цзян Цзэминь отодвинул в неопределенное будущее вслед за коммунизмом и сам социализм. Его построение было описано не как некий результат, но как «весьма продолжительный этап исторического развития», который может длиться в течение «нескольких поколений или даже нескольких десятков поколений».

Отодвигая реализацию социалистических идеалов в отдаленную перспективу, руководство Китая развязало себе руки для продолжения отступления от его принципов в интересах экономического прогресса, весьма прагматично и совершенно недвусмысленно сформулировав: «Наш приоритет — развитие».

Поэтому главным содержанием решений XV съезда стало углубление экономических реформ. Главным сигналом к этому стали не столько заявления, сколько последовавшее после съезда (в марте 1998 года) назначение премьером Госсовета вместо возглавившего ВСНП Ли Пэна его заместителя Чжу Жунцзи — «рабочей лошадки» хозяйственных преобразований.

Потомок свергнутой (в 1662 году маньчжурами, сновавшими династию Цин) династии Мин, с 1970 по 1975 года проходивший «перевоспитание физическим трудом», в 1989 году Чжу Жунцзи сменил Цзян Цзэминя на посту руководителя парторганизации Шанхая. Сохранив при этом за собой пост мэра (на который был назначен за год до этого), он, по сути, стал хозяином города. Заслужил огромное уважение не только развитием особой экономической зоны Пудун (ставшей символом модернизации Китая и сегодня ассоциирующейся со всем современным Шанхаем), но и введением прозрачности и открытости всех городских тендеров.