Егений Рябцев - Чеченские лабиринты. Устами журналистов. Книга 1

— Ваши дети были на похоронах?

— Нет, они до сих пор не верят, что он погиб. И многие в Чечне тоже. Но я их понимаю: так, наверное, легче.

— Завгаев как-то раз выразил желание проявить участие в вашей судьбе?

— Да что вы, он даже газету «Республика», которая осмелилась выразить мне соболезнование, тут же закрыл. Это человек, который думал только о себе и собственной выгоде, и никогда не сделал лишнего движения во имя кого-то. Президент Ельцин нашел возможность подумать обо мне и простить за то, что с поддельным паспортом я пыталась улететь в Турцию. Но не Завгаев.

— И вас в Нальчике посадили в камеру?

— Нет, что вы. Я жила в гостинице, ко мне очень хорошо относились. Но я все время переживала за Мусу. Он охранял меня, прошел на борт вместе с ребятами, но, когда увидел, что меня задержали, вернулся. Теперь я здесь, на свободе, а он в камере, и я никак не могу ему помочь…»

— Алла Дудаева здесь не кривит душой. Я ее знаю натуру, — признался Иван Михайлович, — и тут же поинтересовался: — А что там дальше?

Наташа продолжала читать статью под заголовком:

«Дудаевский тесть, отец Аллы Дудаевой, Федор Васильевич, отставной майор, провожая нас к машине, судьбу дочери кратко очертил как три круга: «Сначала со мной объехала всю страну, по второму разу — с ним, теперь пошла на третий».

— Со старшим лейтенантом Дудаевым она познакомилась в Калужской области, но замуж за него вышла только через три года: родители настояли, чтобы сперва закончила институт.

На родину мужа я впервые поехала уже с сыном. Браки с русскими считались у чеченцев не очень-то желательными, и Джохар объяснил мне, что надо ехать обязательно с мальчиком, тогда уж наверняка не разведут.

Мы с ним придумали очень красивый костюм — Джохар отличался большим художественным вкусом. Если вы помните памятник жертвам депортации в центре Грозного — из натуральных, свезенных из всех сел ритуальных камней-чуртов — он целиком сделан по его проекту. Мне и прикоснуться не дал; хочу, сказал, чтобы от меня остался вклад в историю народа.

Но вернусь к нашей первой поездке в Грозный.

Меня водили по многочисленным родственникам, где меня оценивали, как невесту: «Хазаю, красивая». Родственников было так много, что все 25 лет, приезжая в отпуск в Чечено-Ингушетию, мне опять приходилось входить в роль чеченской невесты, и опять меня возили по селам, где собирались родственники и родственники этих родственников, и оценивали, насколько я красива и соответствую ли я уровню Джохара Мусаевича. Я уже шутила, что приеду в семьдесят лет, стану бабушкой, а вы будете видеть во мне невесту и говорить: «Хазаю».

В общем, я легко находила с ними общий язык, потому что люди все были добрые, особенно опекали меня чеченские старики. Молодые, может, иные и с ревностью поглядывали, поскольку у чеченцев принято, что обычно родственники находят невесту, а Джохар Мусаевич был, конечно, завидный жених. Но потом я и молодых сумела к себе расположить. Любой человек с открытым сердцем, уважением к обычаям, желанием их понять легко может привлечь людей.

Но больше всего мне нравились все-таки старики. Это настоящие джентльмены. Например, дедушка Амаци. Он живет высоко в горах, там у него отары овец, и он даже завел маленький магазинчик. Ездит он исключительно верхом. Когда меня впервые к нему привезли в Ялхор, он шагов за тридцать спешился и пошел к нам навстречу. Джохар мне объяснил, что это знак большой чести, когда старик для приветствия сходит с коня.

Когда я была уже женой президента Ичкерии, я года два вела образ обычной жены чеченца, и, только когда почувствовала доверие окружающих, стала печатать стихи, правда, сначала под псевдонимом, выставлять картины. К этому времени я уже много занималась живописью, а стихи пишу с юности. Джохар мне завидовал, — его занятия были куда прозаичнее и тяжелее.

— Как вы относитесь к сообщениям некоторых СМИ о том, что в швейцарских банках семья Дудаевых держит большие вклады, и, чем бы ни кончилась чеченская война, вы будете ими обладать, распоряжаться?

— Ну, я думаю, если бы это было так, все бы давно об этом узнали. Знаете, у нас так много было раненых. Невозможно, если у кого-то есть деньги, когда идет война, не помочь тем, кто в них нуждается. Когда человек кровью истекает, ему нужны деньги на лекарства, на одно, на другое. У нас все, кто в этом участвовал, даже бизнесмены чеченские, наверное, все обеднели.

Меня часто спрашивают, не нужна ли помощь, так что голодной, думаю, меня не оставят. Мне много не надо. А потом, знаете, между прочим, привыкла сама зарабатывать. У нас в Эстонии есть хорошие магазины-салоны, и я однажды попробовала. Как раз у нас деньги кончались, а я написала две картины — две лошади, одну оранжевую, одну голубую, в таком авангардном стиле, и обе были проданы по 300 рублей за каждую. Муж тогда получал по 500 рублей в месяц, как генерал, а я за две недели заработала 600!

Первый год в Грозном генеральская пенсия Джохара нас очень выручала. Напомнить о себе он стеснялся. Правда, нам привезли домой почему-то несколько ящиков конфет и печенья, мы так обрадовались, первый год в Грозном было голодновато, как и по всей России. Сахар, мука и то выдавались по норме только на похороны. Я нашим охранникам давала печенье и конфеты, а они в ответ несли нам творог, овощи. Пошел натуральный обмен. Джохар по утрам любил творог, а охранникам я стала делать вареники, творожники. Из сел мне передавали молоко, черемшу. Так и жили. Потом стало легче.»

— Вот пожалуйста и обрисован честный облик Джохара, — сказал Иван Михайлович. — Он не такой, как у некоторых наших хапуг-генералов из федеральных войск…

Наталья остановила тестя:

— А еще послушайте правду о Дудаеве в разделе:

— Вы говорили о том, что Джохар сожалел о развале Союза, но ведь он потом так неистово настаивал на суверенитете Чечни. В последнее время в его речах неистовость пропала. Как понимать все эти перемены?

— В отношении к народу Джохар всегда был последовательным. Он всегда считал, что решать свою судьбу должен сам чеченский народ и каждый житель Чечни добровольно. Что касается референдума, он, вероятно, его провел бы, но к этому времени он понял, как много сил поднято в республике на борьбу за власть, он понял, что голосовать будет не народ, а те, кто захочет говорить от его имени.

— То есть те переговоры, которые ведутся сегодня в Назрани, это продолжение линии Дудаева?

— Конечно. Я для себя решила, что если что-то от меня зависит, помогать этому процессу.

Из стихов Аллы Дудаевой (о перестройке):