Егений Рябцев - Чеченские лабиринты. Устами журналистов. Книга 1

— Вы говорите, не думая о тех людях, которые сейчас в Грозном в полном окружении кровью харкают, — «закипал» Пуликовский. — Они ждут моей помощи. Я обещал…

— Я тебя, генерал, вместе с твоими людьми, вместе со все вашей дохлой группировкой сейчас куплю и перепродам! Понял, чего стоят твои обещания и ультиматумы?..

Офицеры, невольные свидетели разговора, опустили головы. Пуликовский с трудом сдержал себя. Стиснув кулаки, круто развернулся и пошел прочь, чувствуя спиной «расстрельный» взгляд Бориса Абрамовича…«.. Да, «миротворец» Лебедь остался в памяти солдат, воевавших в Чечне, но не как защитник интересов России, а как человек, сдавший боевикам в августе 1996 года город Грозный. События, связанные с работой секретаря Совета безопасности России по урегулированию кризиса в Чеченской Республике, еще раз доказали, что Северный Кавказ остается одним из сложных и важных районов России, где на повестке дня по-прежнему остаются вопросы сохранения ее территориальной целостности и национальной безопасности…»

— Получается, что Ельцин с Лебедем «сдали» Грозный бандитам? И отсюда впереди нас ждала еще война? — спросил и прищурил стыдливо глаза Иван Михайлович.

— Лучше Николая Асташкина не скажешь: «Сам же Грозный был отдан на разграбление мародерам. Материальные ценности учреждений, личное имущество граждан боевики растаскивали по всей республике…» Жаль, что позицию Пуликовского не услышал Лебедь. А она была предельно четкой: либо полная капитуляция, либо продолжаем огонь на поражение. Бандиты уважают только силу: их нужно не уговаривать, а уничтожать — такой напрашивается вывод…»

— И у него ничего не вышло, — взъерепенился Москаленко. — Да, да, да… Добрый час ждет Сашу Лебедя! Я ему верю. Он — не забрызганный тухлыми яйцами политический зануда! Горбачева «норвежцы увенчали Нобелевской премией за разрушение берлинской стены и объединение немцев, за разгром великой державы СССР. А я бы посоветовал стокгольмскому комитету удостоить вниманием Лебедя за восстановление мира в Чечне…

Москаленко больше ничего не стал объяснять Лозовскому. Он отправился домой. Спору нет, для него, как и для многих жителей земного шара, Лебедь остался носителем мирной инициативы. Впрочем, до поры, до времени он носил этот ангельский ореол. И его потом в тайном сговоре с чеченцами обвинят. Да и через годы губернатор Красноярска Лебедь погибнет в вертолете, зацепившись за электропровода. А может он уничтожен потому, что был народным любимцем и мог стать президентом России?..

Утром старики окунулись с головой в необязательные дела-делишки. Чеченский треп не успокаивал их безрадостные души.

— А… Рыбкин сменил Лебедя… Справится ли? Не сдрейфует? — жена незряче улыбнувшись, качнулась всем телом, прилегла, опершись на локоть.

Москаленко сидел прямо, расправив плечи, в глазах билось пламенем розовое и желтое. То ли от розового торшера, из-под которого струились лучи света, то ли от ослепительных всплесков багреного вечернего заката.

— Иван Рыбкин, тонкий, добрый человек. Он умеет ладить со всеми, — ответил Иван Михайлович.

Официальный тон употребил журналист Михаил Александров в «Российской» газете: «Иван Рыбкин же, совершивший за свою политическую карьеру заметный дрейф с левого фланга к левому центру, еще на посту думского спикера проявил завидные способности приведения к единому знаменателю, казалось бы, прямо противоположных точек зрения. Таким образом, экс-спикер во главе Совбеза прекрасно вписывался в картину новых и обнадеживающих политических нравов. Собственно, и его назначение 21 октября 1996 года стало своеобразным тестом, и благоприятная реакция разных сил лишний раз доказала, что страна выздоравливает и отходит от возбуждения затянувшейся серии предвыборных компаний…».

— Ты может борща отведаешь, Ваня? — забеспокоилась жена, забыв, что не кормила мужа.

Он посмотрел на нее, увидел аккуратно уложенные седые волосы, тщательно подкрашенные губы.

— Подавай, — буркнул в ответ, а про себя заметил: — Молодится, старушка…

Борщ горячий, обжигал. Ели молча, сидя друг против друга.

Так молча и закончили обед. Лидия Игнатьевна убирала посуду, поглядывая на мужа.

Профессор снова углубился в чтиво газет и журналов. Чеченский синдром уже негативно сказался на психике ребят, уволенных в запас. Елена Лория и Елизавета Маетная в «Комсомольской правде» поведали Москаленко некоторые житейские кошмарики:

«Психиатры не раз предупреждали: вернувшиеся с чеченской войны солдаты взорвут общество своей болью. К сожалению, научный прогноз сбылся с пугающей точностью. В этом убедились наши корреспонденты, побывавшие в Пермской области (как известно, около 80 процентов первого «чеченского» призыва обеспечили Урал и Сибирь).

Ребята вместе ходившие в атаку, после возвращения домой разделились — на убийц и самоубийц.

Андрей Никитин и Виталий Дышлевой вернулись из Чечни почти одновременно. Ходили друг к другу в гости, иногда выпивали по-доброму, не до беспамятства. А 18 июня 1995 года словно что-то замкнуло.

Во втором часу ночи друзья подошли к коммерческой палатке. Наткнулись на незнакомого мужика с физиономией «кавказской национальности». Кто начал спор — разбирается следствие. В завязавшейся драке за кавказца (который потом куда-то исчез) вступился еще один незнакомец из очереди — Сергей Аникин. Непрошеного заступника били свирепо и долго.

ИЗ СУДЕБНО-МЕДИЦИНСКОГО ДИАГНОЗА

«Закрытая черепно-мозговая травма: перелом костей лицевого скелета, основания черепа, субарахноидальные кровоизлияния, кровоизлияние в желудочке головного мозга, отек головного мозга. Закрытая травма груди: перелом ребер справа. Тупая травма живота: разрыв брыжейки тонкого кишечника. Массивные кровопотери: около 1 200 мл крови в брюшной полости. Ушибы мягких тканей…»

Не приходя в сознание, Сергей скончался в больнице. Остались жена, трое дочерей и племянница, которую он воспитывал.

А убийцы больше года сидят в СИЗО, ждут суда.

— Виталик воевал в Чечне семь месяцев, с ноября 1994-го. Если я скажу, что он вернулся другим, — это будет неправда. Я просто не узнала своего сына, — плача, рассказывала Лариса Ивановна. — Он не мог смотреть людям в глаза! Много раз говорил мне: «Понимаешь, я чувствую себя убийцей». Засыпал только под грохот магнитофона. Однажды я ночевала с Виталиком в одной комнате. Утром просыпаюсь — его нигде нет. Нашла в большой комнате: он с матрацем и подушкой забился под батарею. Снился обстрел.

Про войну почти не рассказывал. Только однажды выговорился. «Знаешь, мам, самое страшное — когда меня в первый раз заставили убить (Виталик был снайпером. — Авт.) А потом я молодых пацанов обучал тому же… Ты смотришь в прицел и видишь голову человека. Потом нажимаешь на курок. И она на твоих глазах разлетается».