Дарья Златопольская - Настоящее. Диалоги о силе, характере, надежде [litres]

И в моей жизни возникали постоянные проблемы именно с этим. Какие-то мы были везде чужие, посторонние. Скажем, в книжной работе на нас косо смотрели, потому что мы полгода занимаемся другим. Это значило, что мы халтурщики. С другой стороны, тоже получалось неудовольствие. Сам про себя думал: ну хорошо, ты за полгода зарабатываешь вот столько. Если бы ты и остальные полгода работал, то была бы нормальная жизнь. Зачем заниматься этой живописью – ерундой, которая никому не нужна, никому не интересна?

Она действительно была никому не интересна и никому не нужна. И почему я продолжал ей заниматься? По какой-то внутренней необходимости мне приходилось этим заниматься. Я хотел и даже старался бросить, но невозможно, это сделать невозможно.

Д. З. Вы родились в Румынии, в Бухаресте, в семье профессиональных классических музыкантов. Как это в дальнейшем повлияло на вас как на композитора?

В. К.Да, верно. Я родился в семье музыкантов и с раннего детства был обречен заниматься музыкой. Шла война. Мы жили в крошечной квартирке, где для рояля просто не было места. Тогда отец дал мне в руки скрипку, и я начал ее осваивать. Играть на скрипке очень непросто, нужно долго тренироваться. Сложно сразу брать верные ноты и добиваться гармоничного звучания. На обучение уходят годы. И мне было не так просто воспринимать музыку до того, как я впервые попал в сказочный зал Бухарестской филармонии.

В тот день играли «Шехерезаду» Римского-Корсакова. И неожиданно через это чудесное, красочное, потрясающее произведение я открыл для себя необыкновенный мир великой классической музыки в исполнении симфонического оркестра. Она отличалась от творений Моцарта, Бетховена, немецкой классики, не будившей во мне бурную фантазию.

Эта музыка неожиданно оказалась ближе моему восприятию благодаря ярким образным ассоциациям. Это событие стало переломным для меня. Именно произведение Римского-Корсакова вдохновило меня на сочинение собственной музыки.

Сколько вам было лет?

Мне было шесть лет, но я тогда еще не мог писать музыку сам. Я все ждал, когда наконец в нашем доме появится пианино, ведь именно этот инструмент обладает богатыми звуковыми возможностями. Скрипка прекрасно воспроизводит мелодию, но у нее нет средств для создания музыки. Пианино мне купили только в тринадцать, – после переезда в более просторную квартиру для него появилось место.

И какой же была ваша первая авторская мелодия?

Удивительная штука: первую мою мелодию я использовал спустя годы в фильме Жерара Ури «Укол зонтиком» с Пьером Ришаром в главной роли. Я назвал ее «Моя первая мелодия». А еще через несколько лет использовал ее в другой аранжировке и оркестровке.

Вот так я и начинал как композитор. Был еще один важный эпизод, который очень мне помог. Когда мне было одиннадцать лет, мой учитель, выдающийся румынский композитор, сказал мне: «Если у тебя возникают музыкальные идеи или мелодии, не записывай их на обрывках бумаги, иначе они потеряются. Пиши все в толстую музыкальную тетрадь, с плотной бумагой, и каждый раз, как тебе в голову приходит новый образ, записывай его туда». Я последовал совету и завел себе такую тетрадь. Я до сих пор ею пользуюсь. И каждый раз, когда я сочиняю, если есть хотя бы один или два такта, которые мне кажутся интересными, я тут же их туда записываю.

Так вот, когда я покинул Румынию, то захватил с собой мою скрипку и ту самую тетрадь. И даже теперь, создавая музыку для кино, оперы, балета, я ищу новые идеи для музыки, но при этом непременно заглядываю в свои тетради. Там я обнаруживаю мои прежние мысли, к простоте которых я уже не могу прийти в силу слишком профессионального музыкального мышления. И они часто – вдохновение и прекрасный материал для новых произведений.

Можно ли сказать, что эти тетради в какой-то мере еще и ваши дневники? Когда вы просматриваете их, вспоминаете ли вы детство, как люди вспоминают свое прошлое, читая старые дневниковые записи?

Совершенно верно! Потеря тетрадей была бы для меня трагедией. Самой тяжелой утратой. Это что-то мое очень личное, и, как вы верно заметили, они словно дневники: ведь музыка тоже язык. Можно отразить воспоминания в словах, а можно в мелодиях, темах. Для меня это моя жизнь, записанная музыкой.

Д. З. Вы часто используете в своем творчестве отсылки к тем поэтам и музыкантам, которых любите. Они помогают вам выразить что-то, чего вы не можете сказать сами?

Б. Г.Нет, мне просто приятно. Приятно быть окруженным тем, что мне нравится. Это у всех людей так.

Но не у всех получается это делать!

У менее талантливых получается натужно. Но тот же самый Стравинский [74] Игорь Стравинский (1882–1971) – русский композитор, один из виднейших представителей музыкального авангарда в XX веке. Активно использовал в творчестве фольклорные темы и мотивы, а также мелодии итальянских композиторов XVIII века. говорил, что если уж берешь – бери.

«Посредственности заимствуют, а гении воруют»?

Конфискуют! Экспроприируют. Потому что искусство не принадлежит никому. Его нельзя экспроприировать. Это всеобщая собственность. Но каждый выбирает, чем он хочет быть окружен. Кто-то хочет жить на помойке, а кто-то – в месте более приятном.

Д. З. У Семена Лунгина, вашего папы, в книге «Виденное наяву» есть глава «Принудительное фантазирование». Великолепная формула, можно даже не говорить, о чем идет речь. Он пишет, что фантазия – это то, в чем себя, как правило, проявляет талант. Мы называем одаренными тех детей, которые умеют нестандартно мыслить, фантазировать. А как вы считаете, можно ли себя или детей к этому приучить, развить в себе эту способность фантазировать?

П. Л.В принципе, я считаю, что любой художник – писатель, сценарист, режиссер, большой актер, – это человек, который принудительно выработал это в себе, как будто натренировал мышцу какую-то. И это действительно потрясающе совершенно. И опасно – всегда есть ужас, что потеряешь эту способность, эту легкость, умение быть другим, что оно не вернется к тебе.

Вот, например, работа сценариста. Это, может быть, самое тяжелое, самое сложное, что есть на свете (я говорю о хороших сценариях), поэтому сценарии и стоят так дорого. Потому что, когда пишет писатель, это все-таки такая свобода, легкость… Он все-таки пишет о себе, от себя. Сценарист никогда не пишет от себя. Он всегда пишет для другого, для кого-то, не о себе, о других людях, героях. Как оживить этих людей, если это не ты? Поэтому хороший сценарий – самая большая редкость. Режиссеры есть хорошие, актеров полно отличных. А сценарист – это человек, который принудительным фантазированием может изобретать какие-то совершенно замечательные волшебные миры.