Дарья Златопольская - Настоящее. Диалоги о силе, характере, надежде [litres]

Д. З.Наверное, самой великой в истории хоккея была ваша пятерка [85] В 1980-е годы Вячеслав Фетисов играл в сборной СССР и клуба ЦСКА вместе с Сергеем Макаровым, Игорем Ларионовым, Владимиром Крутовым и Алексеем Касатоновым на позиции защитника. Команда была известна как «пятерка Ларионова». . Просто поразительно, что она действительно состояла из пяти знаменитостей, все знали эти имена. Вы все были звездами, и это делало советский хоккей уникальным.

В. Ф.Я никогда не смог бы сказать, что у кого-то из нас была в команде второстепенная роль. Наш союз был настолько гармоничным, мы настолько чувствовали и уважали друг друга, жили друг другом, что это в итоге превращало нас на льду в единый организм. Конечно, этот феномен изучают и будут изучать еще долго. Но, по сути дела, никаких аналогов этому явлению нет. На нас эта ответственность свалилась, когда нам было не так много лет. Когда нас собрали, мне, старшему, было 23, а младшему, Игорю Ларионову, было только 20.

Мальчишки молодые совсем!

Можете себе представить? Но вот эта ответственность и сделала нас сильными; показала, как мы, помогая друг другу, соревнуясь внутри по-братски, смогли стать теми, кто наводил страх на любого соперника.

Сейчас уже нет с нами Владимира Крутова. Но с остальными членами команды у вас это братство сохраняется и сейчас?

Мы все вместе. Судьба нас разбросала после того, как мы играли в ЦСКА и в сборной страны. Всякое может случиться в жизни, но в итоге мы рядом. И дети у нас выросли, они друг другу как родные.

Д. З. Понятно, что среди первых космонавтов, первопроходцев, не было людей случайных и не было людей без характера. Что помогало отказаться от индивидуализма и стать членом такой команды?

А. Л.Ну, это ведь не каждый делал! У нас даже был очень нехороший пример, когда мы из-за этого – по причине психологической несовместимости – прекратили полет. Сейчас уже целая наука есть, как подобрать людей. Можно взять двух сильных людей, два, как говорят, алмаза – а получится графит. А можно два графита взять, а получится алмаз.

А какое качество в человеке так все портит?

Эгоизм, самолюбие большое, зависть. Эти качества присущи всем: кто-то в себе это скрывает, но так, что иногда это прорывается, а кто-то в себе это давит раз и навсегда.

Вот, например, в 1967 году журналисты захотели поснимать, как мы летаем. Юрий Гагарин и Герман Титов летали на истребителях МиГ-21, а я летал на вертолете. И когда я всю программу показал и уже сел, Гагарин ко мне подошел в таком восторге: «Леха! Я же и не знал никогда, что ты на вертолете так летаешь!» Это такая была нескрываемая радость! Не зависть, а радость. Он не способен был на зависть. Вот он для меня до конца жизни таким и остался.

Сила – не цель, а средство. Сила в том, чтобы следовать себе и тому, во что веришь. Можно быть побитым в драке, но оказаться сильнее тех, кто, как им кажется, в ней победил. Ведь сила – это не мускулы, старательно наращиваемые в спортзале, а способ защитить свою правду. Поэтому и сильны не самые внушительные внешне князь Мышкин, Форрест Гамп, Рэндалл МакМерфи из «Пролетая над гнездом кукушки» и Иван Груздев из «Место встречи изменить нельзя». Дмитрий Лихачев и Дмитрий Шостакович, Александр Солженицын и Сергей Королев.

Сила – в умении держаться своих принципов, даже если кажется, что для достижения желаемого результата нужно совсем чуть-чуть отступить от себя. Если для обладания видимостью силы – властью, возможностями, – приходится говорить не то, что думаешь, мириться с тем, с чем не согласен, подчиняться тому, кого не уважаешь, никогда не будешь чувствовать себя сильным по-настоящему, и имея сколько угодно внешних атрибутов силы, станешь из боязни показаться слабым срываться на не вовремя принесшего заказ официанта. Но сила – в доброте. Человек в гневе слаб. Жаждущий мести уязвим, потому что месть – это признак ущемленной гордыни. А гордыня – один из главных врагов силы.

Сила в том, чтобы делать что должно и принимать результат. Исход сражения, ответ женщины, счет на табло. Собственное поражение. Если бросать вызов невозможному, следуя принципу «я хотя бы попытался», то кто-то обязательно завершит то, что тебе не удалось, – как Вождь Бромден продолжил дело МакМерфи.

Желание казаться сильными, как правило, делает нас слабыми. Настоящую силу придает наличие сверхзадачи, чего-то более важного, чем мы сами. Родина, семья, сострадание. Правда. Вера. Любовь.

Д. З. В книге «Территория моей любви» вы описываете эпизод в Доме на набережной, куда вы ходили, когда ухаживали за одной девушкой, внучкой Николая Щорса. Так вот там вы однажды при всех спели песню, за которую вас вывели из квартиры.

Н. М.Да, спел песню Гены Шпаликова, где были довольно веселые слова о маршале:

А там был сын одного маршала. И, может быть, это было прочтено как вызов. Поэтому мне дали пальто, вывели на лестничную клетку и закрыли за мной дверь. Меня выставили без скандала, без драки, без объяснений. И это было обиднее всего! Если бы меня побили, я бы сопротивлялся, и пусть у меня было бы разбитое лицо, но я чувствовал бы себя отстаивающим свою честь. А тут меня просто выплюнули, как жвачку. И я понял, что не могу оттуда уйти. Я не понимал, что буду делать, но позвонил в дверь. Открыла домработница, я вошел. Они все там сидели, разговаривали и даже не удивились моему появлению.

Тогда я вышел через гостиную, где все сидели, на кухню – там был балкон. Перелез через ограждение и повис на квадратных металлических балясинах, которые резали руки ужасно. Я повис на высоте 11-го этажа. Они тут же все сбежались, но я сказал, что, если ко мне сейчас кто-нибудь подойдет, я отпущу руки. И они отошли. Я вылез. Потом я пытался повторить этот трюк в менее экстремальной ситуации – не смог. Для этого надо быть по крайней мере гимнастом. Как я вылез тогда – я не знаю, не помню. Помню, что на кухне стоял какой-то напиток. Я хлопнул стакан и сказал им: «А вот так вот сделайте». И ушел. Заснул счастливым человеком. Утром не мог вспомнить, что было со мной. Но это было определенное перерождение, преодоление внутреннее.