Пол Дьюкс - Британская шпионская сеть в Советской России. Воспоминания тайного агента МИ-6

— Плюс тысяча рублей в месяц, — продолжал он. — Вот у меня двухдневный паек — хватило на один обед, а что купишь на тысячу рублей? Несколько фунтов картошки, фунт или два хлеба с маслом? Тогда на дрова ничего не остается, ведь раньше-то они стоили пять рубликов за сажень, а теперь все пятьсот!

Из кармана пальто Марш достал полфунта хлеба.

— Вот, Дмитрий Константинович, — сказал он, суя ему сверток, — кушайте на здоровье!

Лицо Журналиста преобразилось. Измученное выражение исчезло. Он поднял глаза, его рот застыл в полуулыбке восторга и недоверия, а в запавших глазах заискрилось детское удовольствие и благодарность.

— Это мне? — воскликнул он, не веря своим глазам. — А как же вы? Вам же наверняка самому не хватает, особенно с тех пор как…

— Насчет меня не тревожьтесь, — сказал Марш со своей добродушной улыбкой. — Вы знаете Марию? Она настоящее чудо! Умеет достать все. На моей ферме она умудрилась спасти несколько мешков картошки и довольно много хлеба и спрятать все это здесь, в городе. Но послушайте, Дмитрий Константинович, ко мне скоро должны прийти — тот же человек, что и позавчера. Я проведу его в другую комнату, чтобы он вас не видел.

Я видел, что Журналиста снедает страх из-за того, что придется принимать незваного гостя Марша, но он ничего не сказал. Бережно завернул хлеб в бумагу и убрал в буфет. Через минуту прозвучало три резких звонка. Марш поспешил к двери, впустил своего гостя и провел его в кабинет Журналиста.

— Вы тоже можете войти, — сказал он мне, заглянув в кухню.

— Михаил Иваныч, — прошептал я, показывая на себя, пока мы шли.

Марш представил меня.

— Мой друг Михаил Иваныч Шмидт, — сказал он.

Первым делом при виде человека, которого Марш звал Полицейским, я чуть не рассмеялся, потому что мне редко доводилось видеть человека, менее похожего на стража порядка, чем этот коротышка, который встал и поклонился нам. Я не буду описывать его слишком подробно, скажу только, что он был невысокого роста, краснолицый и невзрачный. Однако, несмотря на это, его манера держать себя свидетельствовала о том, что он очень высокого мнения о собственной персоне. Он пожал нам руки и сел с комическим достоинством.

— Продолжайте, Алексей Фомич, — сказал Марш. — Пусть мой друг тоже послушает, как обстоят дела. Возможно, он как-то поможет.

— Мадам Марш, как я уже говорил, — продолжил Полицейский, — содержится в камере номер 4 с тридцатью восемью другими женщинами разного положения, там есть и титулованные дамы, и прислуга, и проститутки. Камера небольшая, и, боюсь, условия там далеко не из приятных. Мои информаторы сообщают, что ее допрашивают каждый день по несколько часов, чтобы заставить раскрыть местонахождение месье Марша, о чем, по их мнению, ей известно. К сожалению, ее дело осложняется тем, что она путается в показаниях, ведь после нескольких часов допроса зачастую трудно сохранить ясность ума. А путаные и бессвязные ответы, даже если они даны без умысла, влекут за собой новые и еще более настойчивые допросы.

Марш следил за каждым его словом с вниманием, которое не скрылось от глаз Полицейского.

— Но разве нельзя договориться со следователями? — сказал он. — У всякого есть своя цена, черт побери.

— Да, это часто так, — продолжал Полицейский притворно утешительным тоном. — Следователя нередко можно склонить к тому, чтобы он обернул улики в пользу подозреваемого. Но в данном случае, к несчастью, бесполезно предлагать им обычный подкуп, ведь даже если невиновность мадам Марш будет доказана на сто процентов, ее все равно будут держать в заложницах вплоть до обнаружения месье Марша.

Лицо Марша исказилось.

— Этого я и боялся, — глухо сказал он. — Каковы шансы на побег?

— Я как раз хотел перейти к этой теме, — вкрадчиво сказал Полицейский. — Я уже навожу соответствующие справки. Но на подготовку уйдет несколько дней. Придется заручиться помощью нескольких человек. И я боюсь, что… мне неловко… — добавил он тоном елейного сочувствия, — неловко поднимать этот вопрос… но, боюсь, что этот способ потребует несколько больших… м-м-м… денежных вложений. Прошу прощения…

— Деньги? — вскричал Марш. — Проклятье, вы что, не понимаете, что речь идет о моей жене? Сколько вам надо?

— О, месье Марш, — увещевательным тоном ответил Полицейский, поднимая руку, — вы прекрасно знаете, что лично мне ничего не надо. Я делаю это из дружеского расположения к вам… и к нашим доблестным союзникам. Но надо дать тюремному уборщику — это пять тысяч, потом двум надзирателям — еще десять тысяч, две тысячи посреднику, да на то, на се…

— Хватит! — прервал его Марш. — Скажите, сколько это будет стоить.

Лицо Полицейского исказилось мукой.

— Может быть, двадцать пять, — сказал он, — может, тридцать тысяч рублей.

— Тридцать тысяч. Вы их получите. Я уже дал вам десять тысяч, вот еще десять. Остальные десять получите в тот день, когда моя жена выйдет из тюрьмы.

Полицейский взял банкноты и с видом оскорбленного достоинства, будто ему было унизительно возиться с деньгами, спрятал их во внутренний карман.

— Когда будут новости? — спросил Марш.

— Думаю, послезавтра. Если хотите, заходите ко мне домой, это совершенно безопасно.

— Хорошо, встретимся там. А теперь, если вы никуда не торопитесь, я пойду посмотрю, не найдется ли чая. Тут чертовски холодно.

Когда Марш ушел на кухню, коротышка Полицейский отважился заговорить.

— Ох, что за времена, что за времена, — вздохнул он. — Кто бы подумал, что такое возможно? Вы живете в Петрограде, Михаил Иваныч?

— Да.

— Служите где-то, быть может?

— Да.

Наступило молчание.

— Должно быть, интересная у вас была работа, — заметил я, — в прежние времена.

— Что вы имеете в виду?

— Вы же были связаны с полицией, разве нет?

Я сразу же понял, что совершил ошибку. Коротышка побагровел.

— Прошу прощения, — поспешил я добавить, — думал, что вы служили в охранке.

Похоже, я сделал только хуже. Полицейский сел очень прямо, лицо его горело, он стал похож на индюка.

— Нет-с, — сказал он, как ему казалось, ледяным тоном, — вас ввели в огромное заблуждение. Я никогда не был связан ни с полицией, ни с охранкой. При царе, сударь мой, я вращался в придворных кругах. Я имел доступ к самому покойнику, его императорскому величеству, и был вхож во дворец.

В этот миг, к счастью для меня, вернулся Марш с тремя стаканами чаю, извинился, что нет сахара, и разговор неизбежно обратился к теме голода. Наконец Полицейский встал, чтобы откланяться.

— Кстати, Алексей Фомич, — сказал Марш, — вы не можете подыскать мне место для ночлега на сегодня?

— Для ночлега на сегодня? Почту за честь, месье Марш, если вы воспользуетесь моим гостеприимством. У меня есть лишняя кровать, хотя, боюсь, не смогу вас попотчевать роскошными яствами. Но все-таки, сколько ни есть…