Пол Дьюкс - Британская шпионская сеть в Советской России. Воспоминания тайного агента МИ-6

— Петра Иваныча еще нет, — сказала она, — но он должен быть с минуты на минуту.

И я сел читать советские газеты.

Три удара — это Марш стучался в дверь — не заставили себя долго ждать. Мария поспешила по коридору, я услыхал, как скрипит замок, туго распахивается дверь, и потом вдруг раздался приглушенный вскрик Марии. Я быстро встал. Марш ворвался или, точнее, ввалился в комнату, его голова и лицо были замотаны большим черным платком. Пока он с трудом разматывал платок, я увидел в дверном проеме Марию, она прижимала кулак ко рту и молча в страхе смотрела на него.

Из-под складок черного платка показалось лицо незнакомого Марша. Он изо всех сил старался удержать свою вечную улыбку, но глаза его были пусты и бесцельно блуждали, и он весь трясся от возбуждения, несмотря на попытки совладать с дрожью.

— Мою жену… — запинаясь, отрывочно заговорил он, упав на стул и лихорадочно шаря по карманам в поисках носового платка. — Вчера ее допрашивали… семь часов подряд… без перерыва… не кормили… не давали даже сесть… и в конце концов она лишилась чувств. Она что-то им сказала — не знаю, что именно. Боюсь, что… — Он встал и принялся мерить шагами комнату, бормоча неразборчиво себе под нос, но я все же расслышал слово «неосмотрительно» — и понял все, что он хотел сказать.

Через несколько минут он успокоился и снова сел.

— Полицейский пришел домой в полночь, — сказал он, — и все мне рассказал. Я задал ему сотню вопросов и уверен, что он не лжет. Большевики считают, что она замешана в каком-то заговоре, поэтому ее заставили три раза написать автобиографию, и… — Он помолчал. — Все они разные. Теперь ее принуждают объяснить расхождения, но она ничего не может вспомнить, и, кажется, ее рассудок на грани. Между тем большевики твердо решили раз и навсегда искоренить в России все «английские махинации», как они это называют. Им известно, что я сбрил бороду и изменил внешность, за мной охотится специальный отряд шпионов, и нашедшему полагается крупное вознаграждение.

Он помолчал и отхлебнул из стакана с чаем, который Мария поставила перед ним.

— Послушайте, старина, — вдруг сказал он, положив перед собой руки на стол ладонями вниз, — я хочу попросить у вас помощи. Полицейский говорит, что ей будет хуже, если я останусь здесь, чем если уеду. Так что я уезжаю. Как только о моем бегстве станет известно, говорит Полицейский, ее перестанут терзать, и, может быть, тогда будет легче устроить ей побег. Скажите, вы сделаете это для меня?

— Дружище, — сказал я, — я уже решил, что не буду заниматься ничем другим, пока мы не вытащим вашу жену из тюрьмы. И в тот день, когда она выйдет на свободу, я сам переведу ее через границу. Мне все равно нужно будет вернуться в Финляндию, чтобы отправить отчет.

Он хотел поблагодарить меня, но я не дал ему говорить.

— Когда вы поедете? — спросил я.

— Завтра. Надо еще кое-что сделать. Сколько у вас денег?

— Для себя мне хватит, но без запаса.

— Я оставлю вам все, что у меня есть, — сказал он, — а сегодня же пойду повидаю старого коллегу, который, может быть, сумеет достать еще кое-что. Ему полностью можно доверять.

— Кстати, — спросил я, когда этот вопрос был решен, — вы никогда не слышали про капитана Зоринского?

— Зоринского? Зоринский, Зоринский… Нет. Кто это?

— Один тип, который, похоже, много о вас знает, — сказал я. — Говорит, что он друг Мельникова, хотя при мне Мельников никогда не упоминал его имени. Вчера он особенно хотел знать, по какому адресу вы теперь находитесь.

— Вы же ему не сказали? — нервно осведомился Марш.

— За кого вы меня принимаете?

— Послезавтра можете ему сказать, — рассмеялся он.

Марш отправился к своему коллеге, сказав, что предупредит его о моем возможном визите, и пробыл там весь день. Я остался у него и мелким почерком на кальке изложил предварительный отчет об общей ситуации в Петрограде, который собирался просить Марша взять с собой. Чтобы быть готовым к любым непредвиденным обстоятельствам, дописав, я свернул кальку и отдал ее Марии, и та спрятала ее на дне ведра с золой.

На следующее утро Марш явился в квартиру номер 5 в огромном тулупе с меховым воротником, который наполовину скрывал его лицо. В такой маскировке он собирался бежать через границу. В качестве паспорта он взял удостоверение личности своего кучера, который приехал в Петроград с экспроприированной фермы, чтобы повидаться с Марией. Марш нарочно испачкал лицо, и с трехдневной рыжеватой щетиной, шоферской фуражкой, надвинутой на уши, и большим мешком за спиной, который придавал ему вид крестьянина, Марш выглядел… да совершеннейшим пугалом, говоря попросту! Костюм его не поддавался описанию, но в толпе крестьян он не вызвал бы особого интереса.

Благодаря уверенности в том, что, уезжая, он поступает правильно, к Маршу полностью вернулось прежнее расположение духа, и он громко шутил, добавляя кое-какие последние штрихи к своей маскировке. Я отдал ему свой отчет, и он сложил его в плоский квадратик размером с четверть ладони, снял сапог и спрятал квадратик в носке.

— В аду прибавится новоприбывших, прежде чем большевики его обнаружат, — сказал он, снова натягивая сапог и засовывая в брюки тяжелый револьвер.

Бедная Мария ужасно огорчилась из-за отъезда Марша. Не меньше расстроился и кучер, который не мог найти слов, чтобы выразить свою ненависть и негодование по поводу поступка старшего из двух конюхов — тот примкнул к большевикам, участвовал в разграблении загородного дома и фермы Марша, а теперь стал комиссаром и получил хозяйство в свою полную власть. Кучер исчерпал весь свой обильный запас ругательств, рассказывая о том, как теперь конюх рассиживает в креслах Марша и плюет на пол, что все фотографии разбиты вдребезги, ковры в гостиной все в грязи, окурках и мусоре. Слушая это, Марш громко хохотал, к большому недоумению и кучера, и Марии.

Дрожащими руками Мария поставила на стол немудреный обед, и Марш повторил мне окончательные детали маршрута, которым собирался ехать и которым я должен буду следовать вместе с его женой.

— Фита, — назвал он имя финна-проводника, которому доверял, — живет в миле от станции Грузино. Как сойдете с поезда, идите в другую сторону, пока все не разойдутся, потом поверните назад и по лесной тропинке дойдете прямо до его дома. Он скажет вам, что делать.

Наконец пришла пора двигаться в путь. Мы с Маршем пожали друг другу руки и пожелали удачи. Я вышел первым, чтобы не стать свидетелем его горестного расставания со скромными друзьями. Я услышал, как он обнял их обоих, услышал судорожные рыдания Марии… и поспешил вниз по каменной лестнице на улицу. Я быстро направился к трамвайной остановке на Михайловской площади и бродил вокруг нее, пока не появился Марш. Мы не подавали вида, что знакомы. Он запрыгнул в один вагон, а я — в другой.