Пол Дьюкс - Британская шпионская сеть в Советской России. Воспоминания тайного агента МИ-6

Не только мой командир, но и большинство служивших в моем подразделении вели подобные разговоры между собой, но исподтишка, опасаясь большевистских соглядатаев. Один паренек из новобранцев оказался на редкость откровенен. Он работал слесарем на заводе на Выборгской стороне. Он настолько не стеснялся в выражениях, что поначалу меня мучали сомнения, не провокатор ли он на плате у большевиков, который нарочно ругает их и тем самым разоблачает тех, кто сочувствует его взглядам. Но он был не из таких. Как-то раз он при мне рассказал, как его самого с товарищами призвали на службу.

— Как только нас мобилизовали, — сказал он, — стали гонять на всяческие собрания. В прошлую субботу в Народном доме (самый большой зал в Петрограде) Зиновьев выступал перед нами битый час, уверял, что мы должны бороться за рабочих и крестьян против капиталистов, империалистов, банкиров, генералов, помещиков, священников и прочих подонков-кровопийц. Потом он зачитал резолюцию, в которой каждый красноармеец клялся защищать красный Петроград до последней капли крови, но только никто не поднял руку, кроме нескольких человек в первых рядах — само собой, их нарочно поставили там, чтобы они голосовали за. Я слышал, как несколько человек заворчали, мол: «Хватит! Мы не овцы, знаем мы, за какую такую свободу вы посылаете нас под пушки». Ну и пройдоха этот Зиновьев! — воскликнул паренек и с отвращением плюнул. — На следующий день — что вы думаете? — читаем в газете, что десять тысяч вновь мобилизованных солдат единогласно приняли резолюцию о защите, как выражаются Зиновьев с Лениным, «рабоче-крестьянского правительства»!

Мало кто осмеливался на такую откровенность — все боялись, как бы четверо-пятеро прикомандированных к полку коммунистов не подслушали и не сообщили куда надо о высказываниях, порочащих большевиков.

Лев Бронштейн, гений Красной армии, ныне широко известный под своим более русским псевдонимом Троцкий, — это второе лицо триумвирата Ленин — Троцкий — Зиновьев, руководящего судьбами русской и мировой революции. То, что эти имена перечисляются именно в этом порядке, а не в порядке «Троцкий, Ленин, Зиновьев», наверное, как нож острый в сердце Троцкого. Его главная и самая заметная черта — непомерное честолюбие; вторая — эгоизм; третья — жестокость; и все три отточены интеллектом и необычайно блестящими талантами. По словам его близких соратников прежних времен, характер его отнюдь не лишен доброты, однако его привязанности полностью подчинены личному честолюбию, и он отбрасывает друзей и родных, словно ношеную одежду, как только они послужат его целям.

Однокашник, товарищ по тюрьме и политический коллега Троцкого доктор Зив [38] Г.А. Зив не принял Октябрьской революции и отрицательно относился к большевизму. , который в течение многих лет открыто и тайно делил с ним тяготы, отправлялся вместе с ним в ссылку и поддерживал связь в Нью-Йорке, так резюмирует его характер:

«В психике Троцкого нет элементов, соответствующих понятиям жестокости и человечности; на их месте — пробел. Чувство симпатии к людям, не как к средству собственного удовлетворения, а как к носителям самостоятельных чувств, стремлений, желаний, у него совершенно отсутствует. Люди для него — это лишь единицы, сотни, тысячи, сотни тысяч единиц, при помощи которых можно дать наибольшее питание своему Wille zur Macht [39] Воля к власти ( нем .). . A как это осуществляется: путем ли доставления этим „Vielen, allzuvielen“ [40] Многим, слишком многим ( нем .). условий райского жилья или путем безжалостного их избиения и истребления, это — совершенно несущественная подробность и диктуется не симпатиями или антипатиями, а стечением внешних обстоятельств в данный момент» ( Зив Г.А. Троцкий. Характеристика. По личным воспоминаниям. Нью-Йорк, 1921).

Тот же автор сообщает любопытные сведения о том, как Бронштейн выбрал себе псевдоним. Сейчас он носит фамилию старшего надзирателя царской тюрьмы в Одессе, где Бронштейн сидел вместе с доктором Зивом. Последний описывает этого человека так: «Идя на прогулку, свидание и т. п., я каждый раз видел величественную фигуру старшего надзирателя, опирающегося на длинную саблю и орлиным взором фельдмаршала озирающего свои владения и чувствовавшего себя царьком». Весьма своеобразен и мотив, побудивший Троцкого вообще сменить имя. «Назвать себя Бронштейном значило навсегда прикрепить к себе ненавистный ярлык, указывающий на его еврейское происхождение. А это было как раз то, о чем он хотел, чтобы все, как можно скорее и основательнее, забыли». Эта оценка тем более ценна, что автор данных строк доктор Зив — сам еврей.

Работа по созданию и управлению огромной милитаристской машиной до настоящего времени давала полный простор для проявления сверхчеловеческой энергии и неукротимой воли Троцкого. Видя в русских крестьянах и рабочих скот и обращаясь с ними соответствующим образом, он, естественно, стремился как можно быстрее путем принуждения или лестных и заманчивых предложений убедить опытных кадровых офицеров царской армии, без техническим знаний которых он не мог обойтись, служить под красным флагом. Идеи «демократической армии» и «вооружения всего пролетариата», каковые требования наряду с требованием учредительного собрания и привели Троцкого с его соратниками к власти, были отброшены в тот же миг, как только они выполнили свою задачу.

Те же меры, которые применяла царская армия, большевики ввели для борьбы с массовыми грабежами и разбоем — неизбежным явлением, возникшим в результате большевистской агитации, — и даже с еще большей жестокостью. Солдатские комитеты вскоре распустили. «Революционных» командиров 1918 года, не имеющих ни опыта, ни подготовки для военного руководства, уволили и заменили «специалистами», то есть офицерами царской армии, за которыми, однако, внимательно следили тщательно подобранные коммунисты.

Сейчас сила Красной армии, безусловно, заключается в ее офицерском составе. По мере того как потребность в специальных военных знаниях становилась все более и более очевидной, официальное отношение к царским офицерам, ранее выражавшееся в презрении и враждебности к ним как к буржуазии, смягчилось благодаря очевидному желанию привлечь их на свою сторону. Сложилась любопытная ситуация, когда сквернословящая красная печать продолжала потакать инстинктам черни, объявляя всех царских офицеров «контрреволюционными свиньями», а Троцкий в то же время втайне пытался протянуть этим «свиньям» оливковую ветвь мира и обращался к ним примирительным и даже уважительным тоном. Офицерам было сказано: руководство прекрасно осознает, что, принадлежа к «старой школе», они не могут легко согласиться со всеми нововведениями «пролетарского» режима, и оно надеется, что со временем офицеры все же смогут приспособиться к ним, и если до той поры они «отдадут свой опыт на благо революции», то их услуги будут должным образом оценены.