Пол Дьюкс - Британская шпионская сеть в Советской России. Воспоминания тайного агента МИ-6

Тогда к трибуне подошел человек деловитого вида, довольно толстый, сутулый, черноусый.

— Это Бадаев, комиссар продовольствия, — сказал я соседке.

Перед нами сидели двое молодых солдат, которые, как мне подумалось, относились к происходящему с неуместным легкомыслием. Когда пухлый Бадаев поднялся на трибуну, они стали толкать друг друга, и один из них сказал, намекая на категории, на которые поделили население в целях снабжения продовольствием:

— Смотрите! Ну и кадушка! Спросите-ка его, из какой он категории! — и оба еще несколько минут сотрясались от смеха над этой шуткой.

Бадаев говорил хорошо, но без ораторских приемчиков. Он сказал, что ситуация с продовольствием плачевная, распространена спекуляция, и упомянул декреты, которые должны исправить эти изъяны. Бадаева сложно было назвать логиком. По существу, он сказал, что, хоть суп и плох, но зато коммунистическая система снабжения супом будет самой совершенной в мире. Он признал, что на коммунальных кухнях есть злоупотребления. Коммунисты, с сожалением признал он, ничуть не лучше других.

— Надо выбрать контролеров для столовых, — сказал он, — но нельзя разрешать им надолго задерживаться на одной работе. Они часто договариваются с поварами, поэтому их надо постоянно переводить с места на место.

Еще несколько выступающих расхваливали Коммунистическую партию и избирателей, сделавших такой правильный выбор. Поначалу внимательные, после полуночи слушатели раскисли. Периодически играли Интернационал. Ближе к концу многие уже дремали, положив голову на руки. Как школьникам, им не разрешалось уйти до конца без уважительной причины.

Наконец-то Интернационал сыграли в последний раз, люди застегнули ремни, надели верхнюю одежду и устремились в летнюю прохладу. У меня сильно разболелась голова. Я прошелся по набережной Невы. Река была великолепна. Горизонт в эту летнюю ночь был окрашен в нежно-розовый, голубой и зеленый цвета. Я посмотрел на воду и, согнувшись над парапетом, прижался пульсирующим виском к холодному камню.

Милиционер тронул меня за руку.

— Кто такой? — строго спросил он.

— Я из Совета.

— Ваш мандат?

Я показал.

— Иду домой, — добавил я.

С виду он не был грубым типом. У меня возникло странное желание горько воскликнуть: «Товарищ, скажите, когда закончится эта революция?» Но что толку? Хотя все хотят это знать, это единственный вопрос, на который нет ответа.

Мой путь лежал вдоль красивой реки. Вода текла быстро — быстрее, чем я шел. Мне казалось, что течение все ускоряется. Она походила на революцию, эта река, катящая неумолимые, все более скорые, нескончаемые волны. В моей лихорадочной фантазии она превратилась в ревущий поток, сметающий все перед собой, словно стремнины Ниагары, но не белоснежные, а красные, красные, красные.

Бегство из тюрьмы — Советской России — было для меня таким же трудным делом, как для любого русского, желающего сбежать от преследователей и скрыться незамеченным. Несколько раз мои планы срывались, прежде чем я добился успеха. По одному из моих замыслов, сами большевистские власти должны были официально, но тайно перебросить меня через финскую границу как иностранного пропагандиста — я годился для этой роли благодаря знанию иностранных языков. У меня уже было несколько килограммов литературы на полудюжине языков, которые следовало доставить по секретному адресу в Финляндию, как вдруг неожиданно вспыхнули бои на финской границе, полк, через который я готовился бежать, передислоцировали, и план отложили на неопределенный срок. Но прежде чем к нему вернулись, я уехал из Петрограда.

Другой план придумал мой друг, занимавший видное положение в адмиралтействе, в то время когда британский флот действовал в Финском заливе. В условленный день в распоряжении этого офицера должен был оказаться буксир для выполнения некоторых работ под Кронштадтом. Его план состоял в том, чтобы сказать капитану буксира, будто ему приказано доставить к берегам Финляндии британского адмирала, тайно прибывшего в Петроград для совещания с большевиками. В полночь буксир должен был стоять у причала. Предполагалось, что мой друг нарядит меня в матросскую форму, а я буду изображать замаскированного британского адмирала. Затем, вместо того чтобы остановиться у Кронштадта, мы пройдем мимо крепости и под советским флагом, используя советские сигналы, бежим в Финляндию. Если капитан почует что-то неладное, револьвер должен будет успокоить его обонятельный нерв. Но за два дня до события британцы совершили знаменитый военно-морской налет на Кронштадт, потопив несколько русских кораблей [50] Видимо, имеется в виду комбинированный удар британской авиации и военно-морских сил с целью уничтожения Балтийского флота и обеспечения с моря наступления армии Юденича, состоявшийся в августе 1919 года. . Моему другу сразу же приказали участвовать в реорганизации, а мне… в общем, мне так и не удалось побыть адмиралом.

Самая захватывающая из этих неудачных попыток закончилась крушением рыбацкой лодки в заливе. В доме, где я жил, провели обыск с целью обнаружить источник союзной разведки, и мне удалось ускользнуть, сымитировав припадок (который я отрепетировал заранее на экстренный случай), который так напугал проводящих обыск, что они оставили меня в покое. Однако после этого мне пришлось бежать из города и прятаться несколько ночей на кладбище. Узнав о моем положении, британское правительство постаралось выручить меня и послало несколько «морских охотников» [51] «Морские охотники» — малые боевые корабли, предназначенные для уничтожения подводных лодок. почти до устья Невы, чтобы взять меня на борт. Эти корабли смогли пройти мимо Кронштадтской крепости на скорости более 50 узлов. Мне сообщили, в какие четыре ночи будет приходить корабль, и я должен был найти способ встретиться с ним в определенном месте в установленный час. Передо мной стояли почти непреодолимые трудности, но на четвертую ночь мне и одному русскому мичману удалось раздобыть рыбацкую лодку и тайком отправиться к уединенному месту на северном берегу. Однако погода испортилась, поднялся шквалистый ветер, наша громоздкая лодка плохо держалась на волнах. Мой товарищ вел себя героически, и только благодаря его великолепным морским навыкам лодка так долго продержалась на плаву. В конце концов ее полностью залило, и она затонула прямо у нас под ногами, так что нам пришлось вплавь добираться до берега. Остаток ночи мы провели в лесу, где нас обстрелял дозор, но, ускользнув от него, мы спрятались в зарослях на болоте и пролежали до рассвета, боясь шевельнуться.