Майк Дэш - Первая семья. Джузеппе Морелло и зарождение американской мафии

Через некоторое время появилась еще одна версия событий. В соответствии с ней Чиро был намного умнее, чем казался, и фактически являлся зачинщиком заварушки. Утверждалось, что ограбление было организовано Террановой, чтобы найти в высшей степени изобличающую улику: письменный договор об убийстве, подписанный самим Чиро, который носил в кармане некий другой подозрительный гость Витале.

История не произвела впечатления на итальянский Гарлем. По коллективному мнению преступного мира, если босс был настолько глуп, что позволил такому документу попасть в чужие руки, то он заслуживал всю критику, которую получил.

Публичность того сорта,которая пришла к Чиро Терранове, вызывала отвращение у босса боссов. Тото д’Акуила был скрытным до навязчивости – настолько, что, несмотря на долгую карьеру самого влиятельного мафиозо в стране и судимость 1906 года, оставался неизвестным полиции и прессе и никогда не был осужден за какое-либо преступление. За исключением пары отчетов Флинна, практически все, что известно об отшельнике-палермитанце, сообщил Ник Джентиле. Согласно его словам, д’Акуила был жестоким и авторитарным лидером, который приговаривал людей к смерти просто потому, что это был «вопрос власти». Он настолько осторожно относился к вероятным соперникам, что серьезно опасался Джо Массериа, и не без оснований: наиболее логичным объяснением того, что произошло дальше, было решение Массериа устранить д’Акуилу, чтобы завершить восхождение к власти.

Убийство Тото д’Акуилы, которое произошло в сумерках 10 октября 1928 года, осталось тогда почти незамеченным. Однако, оглядываясь назад, можно сказать, что оно ознаменовало собой конец целой эпохи – того постоянства, что простиралось с момента формирования банды Морелло как таковой до периода непрочного мира между набиравшими все бо́льшую силу семьями Мафии Нью-Йорка. Пока в Нью-Йорке правил д’Акуила, сицилийские уголовники по-прежнему охотились почти исключительно на сицилийскую общину – а при его преемниках итальянская преступность становилась все более неотличимой от преступности Нью-Йорка в целом.

На момент своей смерти д’Акуила оставался боссом боссов без малого восемнадцать лет, и его убийство было до крайности профессиональным. Эту акцию спланировал тот, кто был хорошо осведомлен о его передвижениях. Д’Акуилу подкараулили на углу 13-й улицы и Авеню А, после того как он приехал из своего дома в Бронксе на плановый прием к врачу. От врача он вышел «аккурат когда зажглись фонари». В него выстрелили девять раз. Убийц было трое. Они позаботились о том, чтобы не причинить вреда жене и четверым детям босса, которые сопровождали его. Кроме того, они покопались в двигателе его автомобиля и устроили так, чтобы он не мог сбежать. Застряв на обочине, да еще и без телохранителя, д’Акуила представлял собой уязвимую мишень. Град пуль обрушился на него в упор. Он умер почти мгновенно.

Суровый преемник Морелло столь плотно окутал себя покрывалом анонимности, что ни один из репортеров, сообщивших о его убийстве, видимо, не имел ни малейшего представления о его значимости. Эта история была похоронена на 48-й странице New York Times , вышедшей на следующий день, а жертва была названа «импортером сыра». Однако кто-то поставил перед собой задачу непременно дать понять единственному свидетелю происшедшего, кем был убитый. Когда Луис Реальбуто, владелец ближайшей аптеки, говорил с полицией в первый раз, он признался, что наблюдал убийство, и в подробностях описал, что́ произошло. На следующий день, по зрелом размышлении, злосчастный фармацевт поспешил изменить свой рассказ. Теперь он настаивал на том, что его даже не было в аптеке, когда все случилось, и он ничего не знал об этом деле.

Со смертью Тото д’Акуилыего вероятный убийца, Массериа, ко всеобщему одобрению сменил его на посту босса боссов.

Массериа был амбициозным и безжалостным человеком, который мог похвастаться почти всеми качествами, которые требовались от успешного мафиозо. Сильный, хитрый и жестокий, он в полной мере обладал способностью устрашать противников, которая в свое время сделала столь грозным явлением Морелло. Пожалуй, самой показательной особенностью, выделявшей Массериа в коварном мире организованной преступности, являлась его готовность нанести первый, самый ощутимый удар. Решительным образом он действовал и тогда, когда избавлялся от д’Акуилы. Одним словом, никому из других боссов Мафии в городе не казалась радужной перспектива оспаривать его вступление в должность.

Правда заключалась в том, что все они размякли – заплыли жиром и пресытились выгодами Сухого закона; возраст и тяготы гангстерской жизни тоже давали о себе знать. Массериа был значительно моложе того, кого сменил, – сорок один год против пятидесяти у д’Акуилы – и пока еще достаточно новым человеком на высоком посту, чтобы насладиться им в полной мере. Главы остальных семей в Нью-Йорке в основном приближались по возрасту к д’Акуиле. Коле Скиро, по всей видимости, было пятьдесят шесть, он руководил бруклинским игорным бизнесом, носившим его имя, на протяжении двух десятков лет. Манфреди Минео было пятьдесят, и почти все это время он представлял собой значительную силу в том же районе. Ни один не хотел конфликта, и оба решили объединиться с Массериа. Боссы двух меньших семей были помоложе. Джо Профачи – вор и насильник из Виллабате, что на Сицилии, который возглавил собственную семью в конце 1928 года, – был тридцатилетним юнцом, а Тому Реине, руководившему пятой нью-йоркской мафиозной группировкой из своей базы в Бронксе, было тридцать восемь. Профачи, чьи растущие интересы распространились аж до Стейтен-Айленда, был менее настроен склонять перед кем-либо голову, чем Скиро и Минео, но так же, как и они, стремился сохранить мир. Только Реина, ближайший по возрасту к Массериа, представлял собой некую угрозу. Один информированный источник – Джо Бонанно, тогда набиравший авторитет участник банды Скиро, – полагал, что «Реине приходилось соблюдать осторожность, чтобы не обидеть его, и в целом придерживаться линии Массериа. Но это были отношения, основанные скорее на расчете, нежели на единомыслии».

Единственным качеством, которого не хватало Массериа, был талант к дипломатии. Чувство такта и готовность к компромиссу (заключавшаяся в том, чтобы ставить доступные цели и принимать какой-либо иной исход, кроме безоговорочной капитуляции) издавна ценились в Мафии. Отсутствие же гибкости у Массериа превзошло оное даже у д’Акуилы, и его авторитарная агрессивность вскоре оказалась роковой слабостью. Похоже, он упивался прозвищем «Босс Джо» – как сразу заметил Бонанно, страстное рвение, с которым он принял это имя, говорило о многом.