Майк Дэш - Первая семья. Джузеппе Морелло и зарождение американской мафии

Дзангара знал о Морелло и Терранове достаточно, чтобы ничего не сказать полиции, но Анна ди Пума была гораздо менее осторожна. Она рассказала нескольким друзьям о том, что видела, добавив, что с удовольствием сделает заявление. Также она готовилась дать показания в суде.

Для того чтобы Морелло узнал о намерениях ди Пумы, не потребовалось много времени. Еще меньше понадобилось Fratuzzi для того, чтобы избавиться от нее. Даже в девятнадцатом веке, даже в таком месте, как Сицилия, где понятие чести должно было значить много, Мафия никогда не колебалась, если нужно было убить женщину. Непреклонность ди Пумы убедила Стреву и Морелло в том, что она должна замолчать, и быстро. Двумя днями позже, когда соседка Веллы разговаривала с приятельницей на крыльце ее дома, кто-то выстрелил ей в спину.

Когда раздражающе честная ди Пума была убрана с пути, Морелло мог почти не бояться властей. Он настолько очевидно выигрывал от ее смерти, что полиция арестовала его снова и допрашивала несколько дней, но расследование ни к чему не привело. Свидетелей убийства не нашлось (если кто-то из соседей все же видел или слышал что-то, позволявшее предположить, кто был убийцей, то у него хватило ума не говорить об этом на людях), а у Морелло оказалось твердое алиби. Он заявил, что во время убийства был в Палермо. Возможно, это было правдой. Поскольку Стрева мог уладить дела за своего подчиненного, Клешне не нужно было делать лично ничего рискованного – такого, например, как убийство женщины. Однако для пущей уверенности в том, что не будет выдвинуто никаких обвинений, Fratuzzi еще раз воспользовались своим влиянием. Два видных адвоката, члены братства, выступили в поддержку алиби Клешни, дав под присягой письменные показания, подтверждавшие, что они видели его в столице. Случилось и еще одно убийство. Пьетро Милоне, один из немногих полицейских в Корлеоне, которые верили в невиновность Ортолевы, встретил свою смерть в одном из темных переулков прежде, чем успел продолжить расследование. Его убийцу тоже не нашли.

После убийств Милоне и ди Пумы Морелло больше не грозила опасность предстать перед правосудием за смерть Веллы. Франческо Ортолеве повезло меньше: после четырех долгих лет предварительного заключения он наконец предстал перед судом в 1893 году. Даже тогда Fratuzzi решили не рисковать. Адвокаты ответчика были подкуплены, и, порекомендовав своему клиенту не втягивать в это дело ни Стреву, ни Морелло, команда защитников неожиданно в полном составе подала в отставку непосредственно перед началом судебного разбирательства. У адвоката на замену, вызванного незамедлительно, было слишком мало времени, чтобы разобраться в многочисленных сложностях дела. Ортолеву признали виновным и приговорили к пожизненному заключению.

Джузеппе Морелло вернулсяв свое старое пристанище осенью 1889 года с блестящей репутацией. Его положение во Fratuzzi упрочилось благодаря убийству Веллы, а также тому, как он держался на допросе. Он не предал Стреву или какого-либо другого главаря в городе. Кроме того, у Клешни было что предложить: схемы получения прибыли, большей, чем местная Мафия могла себе представить.

Новая идея Морелло заключалась в сбыте фальшивых денег. Она имела смысл во всех отношениях. Во-первых, это было преступление городского, а не сельского масштаба, а убийство Веллы показало, насколько легче иметь дело с карабинерами Корлеоне, нежели с Полевой гвардией. Во-вторых, задумка представлялась относительно безопасной; подделка денег не считалась тогда в Италии правонарушением федерального уровня. Это означало, что ответственность за пресечение данного вида деятельности ляжет на плечи полиции маленького города, которая была слишком плохо оснащена для борьбы с таким изощренным правонарушением. Важнее всего было то, что преступники имели доступ к стабильному запасу банкнот, произведенных сетью, которую контролировала Мафия и которая начала действовать в Палермо как раз в это время. Фальшивомонетчики из Палермо работали под защитой Франческо Сиино, одного из самых влиятельных мафиози во всей Сицилии, и были, возможно, источником «плохих» денег, которые Морелло привез в Корлеоне. Fratuzzi также принадлежали средства выпуска в обращение поддельных банкнот – в лице мафиозо Бернардино Верро, относившегося к этому без энтузиазма. К весне 1893 года, когда Верро стал членом Мафии, социалистическое кафе [34] Вероятно, некоторые кафе города являлись излюбленными местами встречи представителей различных политических направлений. – Примеч. пер. при участии авт. , которое он держал в городе, было переполнено участниками Fratuzzi , делавшими ставки фальшивыми купюрами. Из-за мафиози за кафе закрепилась такая сомнительная репутация, что Верро счел благоразумным держаться подальше.

О том, как функционировала сеть контрафакта Морелло, кто был в нее вовлечен и сколько денег делали мафиози в Корлеоне, мало что известно. Даже обстоятельства провала сети остаются тайной. Известно, что в начале 1890-х годов семья Сиино испытывала растущее давление со стороны других cosche Мафии на побережье. Их распри в итоге переросли в кровавую вражду между Сиино и несколькими ветвями семьи Джаммона, возглавлявшей противоборствующую группировку в сицилийской столице, и, возможно, в предательство семьей Джаммона союзников Сиино в Корлеоне. Что бы тогда ни случилось, не вызывает сомнения тот факт, что действия Морелло в сицилийской глубинке были раскрыты где-то в 1892 году. Полиция Корлеоне начала расследование, и несколько подозреваемых были задержаны. В итоге в сентябре того же года наконец был выписан ордер на арест Клешни.

Морелло не стал ждать, пока дело дойдет до суда: он сбежал, что, впрочем, не помешало итальянскому правительству летом 1894 года судить его заочно. Сицилийские власти отнеслись к делу настолько серьезно, что судебное разбирательство было перенесено в суд присяжных в Мессине, на восточной оконечности острова, в той части Сицилии, где предписания Мафии не действовали и вероятность того, что на участников дела будет оказано давление, была низкой. Эта стратегия возымела успех, подсудимый был признан виновным и получил суровый приговор: шесть лет и сорок пять дней одиночного заключения.

Однако это уже не имело значения. К тому времени, когда был оглашен вердикт, Морелло и его семья больше года находились в Соединенных Штатах.

Б ыл весенний день– впрочем, весенним он только назывался. Темные тучи, готовые разрешиться дождем, налетели с севера и низко повисли над гаванью Нью-Йорка. Порывы ветра, полные вязкой влаги Северной Атлантики, срывались в штопор у Лонг-Айленда и устремлялись по-над грязными водами, взбивая пену и вздымая барашки на пути к прибрежной полосе Джерси. Небо было серым. Город тоже был серым, с его беспорядочным нагромождением однообразных фабрик и неприглядных доходных домов. Море, зеленовато-коричневое в устье Гудзона, закручивало в водовороты заводскую грязь, расползавшуюся по низким берегам, пока само тоже не становилось серым. Было холодно: это был холод Восточного побережья, который заставлял покрываться гусиной кожей и которого иммигранты, столпившиеся у поручней на палубе парохода «Альзация», никогда не чувствовали в Италии.