Майк Дэш - Первая семья. Джузеппе Морелло и зарождение американской мафии

Однако на этот раз босс имел дело с неумолимым противником. На его жизнь было совершено более полудюжины покушений: он был дважды ранен в туловище в 1913 году и еще раз – год спустя, во время перестрелки на Первой авеню. К тому времени охрана Джозуэ Галлуччи стала чрезвычайно опасным занятием. Король самолично рассказывал другу, что за прошедшие годы, защищая его, свою жизнь отдали десять человек. К весне 1915 года он был настолько обеспокоен собственной безопасностью, что редко отваживался отойти от своей пекарни на 109-й улице больше чем на несколько ярдов и начал носить легкий кольчужный жилет, редкий предмет, который тогда можно было раздобыть лишь у определенных торговцев оружием в китайском квартале. Когда в начале мая еще один телохранитель был застрелен снайпером, целившимся в босса, даже Король оказался во власти фаталистических настроений. С этого момента, как он рассказал репортеру Herald , нанесшему ему визит, он будет заниматься своими делами без охраны. «Но они доберутся до меня, – добавил он. – Я знаю, они до меня еще доберутся».

Кем были эти «они», репортер не уточнил, но всему Гарлему было очевидно, что враги Галлуччи располагали значительными ресурсами, были хорошо организованы и поразительно целеустремленны. Убийцы получили очередной шанс несколькими днями позже, в десять часов вечера 17 мая, когда Король ненадолго покинул свою пекарню и поспешил через четыре двери от нее по 109-й Ист-стрит в кофейню, принадлежавшую его сыну-подростку, Люке, – «заведение, в котором мужчины могли собраться, глотнуть кофе, поболтать и поиграть в бильярд, и в полиции утверждали, что если их будут знать достаточно хорошо, то они могут получить что-нибудь в этом кофе». Как сообщил тот же репортер…

…когда двое мужчин вошли в кофейню, они увидели там нескольких незнакомцев. Еще двое вошли вслед за ними. Кто-то из последних вошедших открыл окна, сказав, что было слишком тепло. Внезапно погас свет. Кто-то закричал по-итальянски:

– Готово дело!

Затем началась стрельба. Было произведено не менее семи выстрелов. Люка оттолкнул отца к стене и заслонил его собой, крича:

– В меня стреляйте! В меня стреляйте!

В него выстрелили.

Прежде чем эхо выстрелов достигло улицы, пятеро или шестеро убийц выбежали, свернули за угол Первой авеню, запрыгнули в ожидавший их автомобиль и скрылись. Соседи и полиция вскоре обнаружили Галлуччи и его сына. Оба были смертельно ранены… [Убийцы] пустили пулю ему в живот и еще одну в шею. В больнице Белвью сказали, что он не сможет оправиться.

Галлуччи и его сын были в сознании, когда их доставили в больницу, но ни один из них не стал говорить и не оказал помощь в установлении личности убийц. («Оба, – отмечал другой репортер, – упрямо отказывались рассказать, как получили свои раны, даже прекрасно осознавая, что смерть их неотвратима».) Однако для полиции все же нашлись кое-какие подсказки: убийцы Галлуччи поджидали его, возможно, несколько дней, их было с полдюжины, и они воспользовались шансом, который им выпал, быстро и с неистовой решимостью. Это значительно сужало круг подозреваемых.

Тем не менее расследование продвигалось медленно. Затем 13 октября 1915 года был убит Том Ломонте, и тоже на людях. Он прохаживался на углу 116-й улицы, беседуя с двоюродной сестрой, когда сзади подкрался щуплый юноша и трижды выстрелил ему в спину. Полицейский, находившийся поблизости, услышал выстрелы, заметил стрелявшего и побежал за ним по Первой авеню. После непродолжительного преследования молодой человек метнулся в доходный дом по адресу 115-я Ист-стрит, 36, взлетел по лестнице на второй этаж и постучался в дверь квартиры, принадлежавшей миссис Марии Паппио. К тому времени, когда на место прибыл полицейский, тот успел сбросить одежду, нырнуть в постель, натянуть на себя одеяло до подбородка и притвориться спящим. Полицейский не дал себя провести. Он выволок парня из постели, обшарил пространство под кроватью и нашел автоматический пистолет. Стрелка притащили в ближайший полицейский участок, где в ходе интенсивного допроса он назвался Антонио Имполюццо, признал, что ему девятнадцать лет, и сообщил, что живет в центре города, на 39-й Ист-стрит, и имеет лишь самую невинную из судимостей.

Между Ломонте и убившим его парнишкой не было четкой связи. Насколько полиции удалось установить, у Имполюццо не было ни друзей, ни семьи и никакого бизнеса на 116-й Ист-стрит. Детективам, проводившим расследование убийства Ломонте, не удалось добиться признания и вообще ничего, кроме самого слабого алиби. На судебном процессе в декабре того же года присяжные услышали нечто вроде мышиного писка в качестве свидетельских показаний и полное отсутствие мотива. Менее чем через год после этого он окончил свою жизнь на электрическом стуле, так и не сказав ни слова об убийстве.

Молчал убийца из страха или из преданности – неизвестно, но в рядах полиции царило убеждение, что его наняли и отправили в город убить Ломонте именно потому, что в Гарлеме его точно не узнают. Главный вопрос заключался в том, кому понадобилось соблюсти подобные меры предосторожности. Ответ, как полагали и Флинн, и полиция, был таков: смерть Ломонте была заказана кем-то, кто жил в Гарлеме, – по всей вероятности, это был тот же человек, который распорядился убить Фортунато, а возможно, и Галлуччи; некто, чьих людей легко узнали бы на 107-й улице.

Если взглянуть на убийства с точки зрения детектива, наиболее вероятным убийцей был тот, кто получал от череды кровавых смертей наибольшую выгоду. По этим меркам один подозреваемый выделялся на фоне остальных. В смертях Ломонте и Галлуччи было нечто общее: все они могли служить цели восстановления прежнего господства семьи Морелло.

Смерть Джозуэ Галлуччи в мае 1915 года сделала Морелло доминирующей силой в преступном мире Гарлема. Возглавляемая теперь Ником Террановой, первая семья с легкостью получила контроль над весьма выгодной Королевской лотереей, как и над долей Галлуччи в торговле углем, льдом и оливками. Существовали также другие способы заработка, и если некоторые отмирали (как, например, Черная рука после 1912 года), то на их место вскоре приходили другие. Новые формы преступности включали в себя трудовой рэкет – часто связанный с эксплуатацией рабочих через их профсоюзы – и набиравшее обороты распространение наркотиков, к которому, как подозревала полиция, семья Морелло имела отношение где-то с середины десятилетия. Азартные игры тоже стали практически монополией Мафии. Через двенадцать месяцев после смерти Галлуччи семья сделалась богаче, чем когда-либо, заработав, возможно, десятки тысяч долларов.

Преступность становилась все более организованной с тех пор, как Клешня был заключен в тюрьму в 1910 году. В Нижнем Ист-Сайде доминировали еврейские банды, занимавшиеся примерно теми же видами рэкета, что и Мафия, и не менее успешно. Вест-Сайд был частично ирландским, и повсюду действовали американские преступники без учета национальности, вовлеченные во все виды бизнеса, начиная с незаконных игорных домов и заканчивая торговлей кокаином. Тем временем итальянский преступный мир оставался таким же опасным, как всегда, и даже со смертью Галлуччи и Спинелли братья Терранова были вынуждены иметь дело с конкурентами, которые базировались всего в нескольких кварталах от их штаб-квартиры на 116-й улице. Правда, большинство этих банд были менее сильными и грозными, чем Морелло, но находились и такие, которые могли потягаться с ними, и наиболее опасными соперниками Терранова среди них являлись другие члены Мафии. Первая семья больше не была единственной. Уже в 1912 году Нью-Йорк был домом не для одной, но для четырех семей.