Хедрик Смит - Русские

Все это делается не только напоказ или для психологического утверждения чувства превосходства над другими. Эти награды, почетные титулы и звания имеют практическое значение. Их носителям (а таких насчитываются, может быть, сотни тысяч) легче живется. На железнодорожных вокзалах над кассами для гражданских лиц имеется объявление, сообщающее, что депутатам Верховного Совета (в число которых автоматически входят важнейшие партийные и государственные деятели), инвалидам войны, Героям Социалистического Труда и другим, награжденным некоторыми «советскими орденами третьей степени и выше», билеты продаются вне очереди». В кассах для военных такой же привилегией пользуются Герои Советского Союза, генералы, адмиралы, полковники и майоры. Эти правила действуют в аэропортах, театрах, гостиницах и во множестве других общественных учреждений. В каждой из пятнадцати союзных республик имеется своя иерархия важных лиц, которым предоставляются такие привилегии в пределах данной республики.

Вообще, как правило, все советские граждане получают маленькие книжечки-пропуска. Как игральные фишки в Монте-Карло, они имеют различные размеры и цвет, в зависимости от положения их владельцев. Эти маленькие пропуска в жестком переплете, размером немного меньше магнитофонной кассеты, обычно синего цвета. А пропуска деятелей Коммунистической партии (всех уровней) и руководящих работников важнейших государственных учреждений — красные. Артисты оперной и балетной трупп Большого театра, рассматриваемого как флагман советского искусства, тоже имеют красные пропуска. Когда в 1972 г. удостоились чести получить такие пропуска артисты балета Кировского театра в Ленинграде, это, как рассказывали мне некоторые из них, существенно облегчило им жизнь. На большей части пропусков рельефным шрифтом выдавлено название учреждения, что позволяет мгновенно распознать могущество и статус владельца пропуска. На пропусках работников службы безопасности имеются государственные гербы. Часто достаточно лишь помахать красной книжечкой, особенно если на ней имеется государственный герб или название важного партийного или государственного учреждения, чтобы обеспечить ее владельцу незамедлительный прием в жилконторе, доступ в театр, ресторан, проход через милицейское заграждение, тогда как остальные должны тоскливо стоять в очередях. Я часто с негодованием наблюдал, как обладатели таких книжечек всюду проходят без очереди, но русские не протестовали. Они воспринимают это, как неотъемлемую часть советской действительности. «Вы приучаетесь не жаловаться, что бы вы при этом ни испытывали», — безнадежно сказала одна молодая женщина.

Наиболее заслуженные и высокопоставленные лица получают специальные пропуска размером с книжку карманного формата. Валерий Панов, артист балета, показал мне свой пропуск, выданный ему после того, как он завоевал высокую государственную премию. Пропуск напоминал небольшой диплом, заполненный четким почерком какого-то «придворного» каллиграфа. Обыкновенный чиновник при виде такого документа мгновенно распознает ранг его владельца и из кожи вон лезет, стараясь ему угодить. Ни один современный советский писатель не превзошел Чехова в умении показать двуликость русских чиновников — их раболепную угодливость по отношению к вышестоящим и высокомерное презрение к массам. За два десятилетия до революции Чехов создал ряд маленьких рассказов, которые столь же современны, как если бы были написаны только вчера. В рассказе «Толстый и тонкий» два бывших однокашника случайно встречаются через много лет. Оба радуются встрече, но как только тонкий узнает, что толстый поднялся немного выше его по служебной лестнице, нормальные человеческие отношения между ними сразу же становятся невозможными. Тонкий начинает так подобострастно, с таким благоговением перед высоким чином относиться к своему толстому другу детства, что все время нервно хихикает. В наше время, как рассказывали мне русские, чаще всего бывает наоборот: занявший более высокое положение начинает относиться свысока к своим старым друзьям, и дружеские отношения между ними уже не могут продолжаться. В любом случае ощущение подчиненности или превосходства представляется почти неизбежным в общественной жизни. Если взаимоотношения американцев определяются их капиталом, то у русских — их положением. И они обращаются друг с другом соответственно. И эта особенность очень ярко изображена Чеховым в рассказе «Хамелеон»: полицейский надзиратель, не зная, что делать с заблудившейся собачонкой, держится то с угрожающей важностью, то с робким подобострастием — в зависимости от предположений, высказываемых собравшейся толпой по поводу личности и чина хозяина собачки. Надзиратель готов принять строгие меры, полагая хозяина маленьким человеком, и замять дело, услышав из толпы, что владелец собачки — генерал. По мере того, как меняются версии о возможном хозяине собачки, надзиратель сам меняется подобно хамелеону.

В жизни советского общества это — повседневное явление. Любой иностранец, живший в России, наблюдал резкую перемену в поведении советских людей — от раздраженно надменного до восторженно угодливого, как только выясняется, что они имеют дело с более или менее высокопоставленными лицами. Иностранцы имеют более привилегированный статус, чем большинство русских, и это дает им определенные преимущества. Советский журналист рассказал мне, что в гостиницах Интуриста русские должны давать подписку о том, что обязуются освободить номер в любое время дня и ночи, если он понадобится для иностранца. По дороге из Мурманска в Москву мы с Энн зашли как-то вечером в вагон-ресторан. Официант неопрятного вида грубо сказал нам, что обед заказать нельзя, так как ресторан закрыт. Он принял нас за русских. Мы знали, что до закрытия оставался еще час, и все-таки сели за стол, рассчитывая, что, может быть, нас обслужит кто-нибудь другой. Официант не обращал на нас ни малейшего внимания. Так же вела себя и толстая официантка с блестящими крашеными волосами рыжеватого цвета, который любят обычно женщины из простонародья, уложенными в прическу Брунгильды. Но когда сидевшие в ресторане посетители услышали, что мы говорим по-английски и предупредили Брунгильду, что мы — иностранцы, отношение к нам резко изменилось: обед мы получили. Когда редактор иностранного отдела «Таймс» Джим Гринфилд хотел посетить Москву, он никак не мог добиться, чтобы Интурист обеспечил ему номер в гостинице: какую бы дату Гринфилд ни называл, ему заявляли, что в гостиницах Москвы нет ни одного свободного места. Однако, когда мне удалось устроить так, что вмешалось министерство иностранных дел, номер не только отыскался, но Гринфилд и его жена получили просторный, отделанный мрамором, номер-люкс в гостинице «Националь», предназначенный для очень важных лиц.