Хедрик Смит - Русские

Обладая такой информацией, советский человек, безусловно, пришел бы в недоумение — каким образом Кремль мог проглотить эту пилюлю унижения и согласиться на визит Никсона, закрыв глаза на разногласия с союзниками в Ханое, бушевавшие по поводу минирования пролива. Петр Шелест, руководитель коммунистической партии Украины, был, по слухам, снят с поста за то, что требовал от Политбюро отменить визит. Но поскольку большинство членов Политбюро, возглавляемого Брежневым, предпочло не обратить внимания на вызов Никсона, нежели дать ему резкий отпор, советская печать держала своих граждан в неведении.

За двадцать дней до начала визита, во время и после него контролируемая цензурой пресса даже не упомянула о минировании Хайфонской гавани; исключение составила лишь одна короткая заметка, затерявшаяся среди других сообщений. Более того, во время переговоров не сообщили и о возвращении в Москву из Северного Вьетнама самолета с двумя убитыми и двадцатью ранеными советскими моряками — жертвами американских воздушных налетов. Сообщение, которое при обычных обстоятельствах вызвало бы резкие нападки на Америку, на этот раз, по мнению Кремля, было неуместным. И об этом факте умолчали. Неудивительно, что в результате рядовые граждане воспринимали сообщения советской печати, в которых обсуждались американские воздушные налеты на Северный Вьетнам, как обычное явление. Они так мало знали о создавшемся опасном положении, что, естественно, не могли разделить со своим руководством ни горечь крушения в начале переговоров, ни радость успеха, когда соглашение было достигнуто.

В течение многих месяцев после этого ко мне обращались советские ученые, писатели и другие представители интеллигенции с личной просьбой разъяснить смысл соглашения. Никто не потрудился прочесть тексты соглашений, опубликованные полностью, но без соответствующих комментариев, которые сделали бы их понятными. Более того, самый важный документ — протокол, в котором приводилось точное количество наземных ракет и оснащенных ракетами подводных лодок, установленное для каждой стороны, — вообще не был опубликован в советских газетах. Сообщить простым людям о том, что обе стороны договорились о такой точной расстановке сил, означало бы, по словам одного ученого, подорвать кампанию партии по поддержанию среди населения бдительности времен холодной войны. В такой обстановке было бы крайне сложно продолжать требовать, чтобы ученые по-прежнему присягали в том, что, публикуя свои безобидные, не имеющие никакого отношения к безопасности государства, научные труды, они не разглашают секретов. Другими словами, если бы советская интеллигенция поняла истинное значение соглашений об ограничении стратегических вооружений, разрушилось бы само основание всей системы секретности.

Визит Никсона закончился так же, как и начался. Накануне его отъезда американский корреспондент, сопровождавший президента, увидел, как одна русская пара подошла к человеку в штатском, сотруднику органов госбезопасности, стоявшему у Боровицких ворот Кремля, и спросила, когда Кремль будет снова открыт для посетителей.

— Не знаю, — резко ответил охранник.

— Мы приехали из Ленинграда, — объяснили они. — Мы хотим так изменить планы своего пребывания в Москве, чтобы у нас осталось время посетить Кремль. Вы можете сказать, когда уезжает американская делегация?

Но в ответ они услышали лишь бесстрастное непреклонное «нет». Американский корреспондент, стоявший неподалеку, подошел к русским и сообщил им то, что было известно всем читателям на Западе, — что Никсон и его свита уезжают на следующий день. «Вероятно, Кремль откроют после их отъезда», — сказал он.

Этот маленький, но типичный эпизод говорит о многом. Очень часто, когда советский аппарат ограничивает количество информации, доступной простому гражданину, — будь то карты города, телефонные справочники, рекламные объявления, такие сведения об открытии Кремля, которыми интересовалась ленинградская пара, или какие-либо другие обычные сведения, касающиеся повседневной жизни и воспринимаемые на Западе как нечто само собой разумеющееся — это не имеет сколько-нибудь серьезных политических оснований. Власти поступают так только из чистого садизма или из укоренившегося в них высокомерного, презрительного отношения к «маленькому человеку». «Интурист», например, сообщал по телефону расписание поездов и самолетов, но упорно отказывался ответить, можно ли получить на них билеты. Об этом можно было узнать только лично (и только после настоятельных требований о выдаче разрешений на поездку). Но русские говорили мне, что им приходится терпеть гораздо более грубое обращение на вокзалах, в билетных кассах и магазинах. «Я никогда не справляюсь по телефону, что имеется в продаже, — говорила одна домашняя хозяйка. — Это безнадежно». Единственный выход — идти в магазин и стоять в очереди. Что касается Аэрофлота, то у него, казалось, есть свои неписаные, а может быть, где-то и записанные законы не сообщать об опозданиях в прибытии и вылете самолетов — факт немаловажный, если учесть, что Аэрофлот работает настолько нечетко, что вероятность задержек и опозданий, по-видимому, превышает 50 %. Тем не менее, одетая в синюю форму армия работников аэропортов — будь то начальственные средних лет матроны или молодые полногрудые блондинки — отказывается сообщить что-либо, кроме времени, указанного в расписании. Такая политика замалчивания информации приводит, должно быть, к огромной потере времени в общегосударственном масштабе. Я сам провел почти 17 часов на одном из транзитных пунктов и знал людей, которые в течение 24 или даже 36 часов были прикованы к аэропорту в ожидании самолета. Фактически, в какой-бы город я ни попадал, советские аэропорты кишели замученными, устало пристроившимися где попало людьми, которые ни на минуту не могли отлучиться со своей утомительной вахты, потому что служащие аэропорта отказывались сообщить им предполагаемое время вылета.

Американцы стонут, и не без основания, от постоянно обрушивающегося на них потока реклам и объявлений, которыми наводнены телевидение и пресса. Но они, наверно, изменили бы свое отношение к этому, если бы им хоть на время пришлось погрузиться в темноту неведения, царящего в России. Отсутствие элементарной торговой рекламы — одна из самых раздражающих сторон русской жизни. Именно поэтому улицы советских городов забиты покупателями, озабоченно снующими со своими авоськами и портфелями из магазина в магазин в бесконечных поисках какой-нибудь «добычи», в надежде напасть на что-нибудь или, остановив незнакомую женщину, узнать у нее, где она достала такие хорошие апельсины. Крайне примитивная, неконкретная советская реклама (например, «Часы — лучший подарок», или «Если вы хотите дожить до глубокой старости и сохранить молодость, здоровье и красоту, пейте чай») не в состоянии помочь потребителю. Исключение составляют объявления об обмене квартир, предоставляющие достоверную и полную информацию; во всех других случаях советский потребитель должен стаптывать свою обувь или полагаться на неофициальные слухи. Большинство газет не публикует рекламных объявлений, хотя наиболее популярные из них, как например, «Вечерняя Москва», печатают еженедельное рекламное приложение с объявлениями, в основном, частного характера и с очень скудной и туманной торговой рекламой. Телевидение передает короткое рекламное объявление по второстепенным каналам и в неустановленные часы; эти передачи не профессиональны и совершенно не популярны. Очень редко в них сообщается слушателям, где в действительности можно приобрести рекламируемый товар, — основной недостаток, присущий советской рекламе.