Хедрик Смит - Русские

Сталинизм — это главный объект диссидентских выступлений Роя Медведева. В 1938 г., когда ему и Жоресу было по 13 лет, их отца, политкомиссара Красной Армии во время Гражданской войны, а затем партийного инструктора Военно-политической академии, увели среди ночи агенты сталинской тайной полиции. Последнее, что запомнили сыновья, было прикосновение его колючей, небритой щеки, когда он крепко обнял их. Больше они никогда его не видели. Сталинизм и был предметом нашей беседы, когда я в первый раз встретился с Медведевыми, вернее, с Жоресом, так как Рой предпочитал оставаться в стороне. Жорес родился на 20 минут раньше Роя и долгое время мне казалось, что может быть, из-за этого маленького старшинства он был более храбрым и отважным из них двоих. Жорес первым вступил в конфликт с властями: первым публиковал за границей свои диссидентские произведения: значительно раньше брата начал неофициально встречаться с иностранцами, действуя как посредник Солженицына. Стремясь попасть на Международный конгресс геронтологов в Киеве в июле 1972 г., он был насильно увезен оттуда сотрудниками КГБ. Жорес никогда не был членом партии. Рой вступил в партию в 1961 г., но в 1969 г. был исключен за заявление, в котором он предостерегал власти от планов реабилитации Сталина. Однако именно Рой подвергал советское общество наиболее настойчивой политической критике и выдвигал предложения о реформах, особенно четко изложенные в его новой книге «О социалистической демократии», большую часть которой я прочел на русском, будучи в Москве.

В конце 1971 г., когда я встретился с Жоресом, он пытался помочь Рою скрыться от агентов КГБ; в этой истории были и свои комические моменты. Перед этим Рой внезапно оставил свою работу в институте Академии педагогических наук, где как бывший учитель и директор школы работал над исследованиями по проблемам образования и писал брошюры в этой области. На Западе вот-вот должна была выйти его запрещенная в России книга о Сталине и, с полным основанием, он опасался репрессий. Рой считал, что нельзя сидеть и ждать, пока топор упадет на голову: навсегда попасть в черные списки и понести суровое наказание. Поэтому он решил сам сделать первый шаг: уйти в подполье и сидеть тихо до тех пор, пока страсти не улягутся. Но еще до того, как он успел сделать хотя бы один шаг, КГБ установил наблюдение за его домом. Рой и Жорес — близнецы, очень похожие друг на друга: элегантные, ростом примерно 185 сантиметров, с приятными овальными лицами и серебрящимися волосами. В свои 50 лет они выглядели значительно моложе, чем большинство советских мужчин этого возраста. Их сходство было настолько полным, что даже близкие приятели принимали одного из них за другого. С явным удовольствием Жорес рассказывал, как он, пытаясь перехитрить агентов, наблюдающих за домом, несколько раз входил в квартиру Роя и выходил из нее в надежде, что агенты последуют за ним, приняв его по ошибке за Роя, а Рой сможет тем временем скрыться. Однако хитрость не удалась. «Я думаю, они подобрали подходящих ребят для этого дела», — смеялся Жорес. Тем не менее Рою все же удалось ускользнуть, надев парик и переодевшись женщиной. Он провел несколько месяцев на юге, а когда вернулся, не мог получить ни прежней работы, ни какой-либо другой. Он жил на свои авторские гонорары за опубликованные за границей книги и на зарплату жены. То, что он не был подвергнут более строгому наказанию, заставляет меня думать, что у него, может быть, есть симпатизирующие ему защитники в правительственном аппарате.

Прошло почти два года, пока я познакомился с Роем. К тому времени Жорес был уже в Англии, где продолжал свою работу биолога и представлял интересы свои и брата в западных издательствах. Рой по-прежнему работал на свой страх и риск как историк и эссеист. Он был самым педантичным и организованным человеком из всех русских, которых я когда-либо встречал (правда, русским он был по отцу; мать братьев — еврейка). Придерживаясь раз заведенного распорядка дня, Рой не допускал того, чтобы его общение с крайне ограниченным кругом знакомых мешало ему работать. Он редко выходил из дома, совершенно не посещал кино, не смотрел телевизора, запоем читал и содержал свой обширный архив в необычайно строгом порядке. Целые дни он проводил в своем исключительно опрятном маленьком кабинете, три стены которого были сплошь уставлены книгами. Здесь он обычно принимал посетителей, сидя на расстоянии лишь полутора-двух метров от собеседника, и перед тем, как начать разговор, включал два коротковолновых приемника, настроенных на разные станции, чтобы помешать подслушиванию. Рой был требователен, как бухгалтер, и очень гордился этим. Однажды, когда я отметил его чрезвычайную точность и организованность, он улыбнулся уголками рта. «Когда я был учеником старших классов, я уже тогда задумывался над тем, как я организую свой архив, — объяснил он. — Я много раз менял мою систему, но всегда знал, где найти любой нужный мне документ».

Его архив произвел впечатление даже на кагебешников, когда они делали обыск у него в квартире в 1972 г. «Это заняло только 3 часа, — вспоминал Рой с гордостью. — Они сразу же поняли, что имеют дело с пунктуальным человеком и что в папках содержится именно то, что указано на наклейках. Поэтому они справились с работой так быстро. А, например, у N, — назвал он другого диссидента, писателя, которого я знал и который, будучи человеком огромной энергии и обаяния, отличался восхитительной неорганизованностью, — обыск отнял бы у них 4 дня». Еще больше удивило меня то, что у Роя не было необходимости вступать в бесконечные препирательства с КГБ для получения обратно своего архива, тем более, что это дело безнадежное, так как уже несколько лет назад он взял за правило дублировать все свои материалы и хранить этот запасной комплект в надежном месте. Поэтому после изъятия кагебистами его архива он извлек на свет второй комплект и снова принялся за работу. Эта спокойная невозмутимость — отличительная черта Роя. Она была подстать тщательной «выверке» его протестов, его рассчитанной тактике воздерживаться от крайностей, которые дали бы властям повод «удушить» его. В отличие от Сахарова и Солженицына Рой не подвергался нападкам советской прессы, на что он мне сам указал. Более того, он рассказал, что поставил в известность бюрократический аппарат об основных направлениях своих исследований. Действительно, книгу о Сталине он начал писать в 1962 г. в период хрущевской десталинизации и намеревался официально издать ее в Москве. Но к тому времени, когда она была закончена (в 1968 г.), линия партии изменилась: начиналась реабилитация Сталина. Тем не менее рукопись была показана партийным деятелям. Частично это объясняет старания Роя сделать ее более приемлемой, трактуя сталинизм как «псевдокоммунизм», извращение, «глубоко чуждое марксизму-ленинизму», а не как фундаментальный порок самой системы: это объясняет также осмотрительное обращение с «маленькими Сталиными», сделавшими свою карьеру на гребне сталинских репрессий и занимающими теперь высокие посты. Даже когда он пишет о современной советской жизни, критикуя неосталинистские «искривления» и консервативный догматизм, он избегает нападать на партийную верхушку. Одним словом, Рой Медведев — это необычное явление среди диссидентов, человек, олицетворяющий собой лояльную оппозицию. Он публично упрекал других диссидентов, включая Сахарова и Солженицына за «провокационное» поведение и «экстремистские» взгляды. И несмотря на то, что его диссидентские взгляды в последние годы углубились, он прежде всего прагматик, сторонник постепенного продвижения, который считает, что реформы в советской системе будут осуществляться медленно, в основном сверху, но в виде реакции на давление «союза между лучшей частью интеллигенции и наиболее дальновидными личностями в правительственном аппарате», хотя и не без отступлений и спадов, вызванных противодействием неосталинистов. Его взгляды заставляли меня, как и других, подумывать, не выражает ли Рой мнения тайной либеральной фракции внутри партии. Однако в разговорах со мной он настойчиво подчеркивал, что говорит лишь от своего имени, хотя и не делал секрета из своих многолетних связей с партией. Модернизация, как он обычно говорил мне, ускорит в длительной перспективе продвижение системы к большей демократии. Множительные машины и, возможно, зарубежные телевизионные (через спутники) радиопередачи сделают бесполезными попытки властей предотвратить распространение информации и идей. Потребности современной экономики, по его мнению, заставят провести децентрализацию экономического управления и сделать более гибким неповоротливый, громоздкий (как Рой его называл) сверхцентрализованный механизм государственного планирования и управления. Он предсказывал, что на протяжении двух-трех поколений Советский Союз будет развиваться в направлении многопартийной системы.