Хедрик Смит - Русские

Может быть, одной из причин, не позволяющих людям Запада уловить все это и заставляющих их с такой легкостью предположить, что русские «подобны нам», является то, что русская жизнь не предлагает западным гостям явной туристской экзотики — женщин в сари или кимоно, статуй Будды в храмах, верблюдов в пустыне, — которая напоминает иностранцам, что тут чужая культура, не прошедшая через ренессанс, реформацию и эру конституционного либерализма, которые сформировали нынешний Запад. Однако в России существует культура, перенявшая восточное ортодоксальное христианство у Византии, вынесшая монгольское иго и развивавшаяся на протяжении столетий царского абсолютизма, то приоткрывавшего двери на Запад, то возвращавшего страну в континентальную изоляцию. И это повторялось снова и снова. Заимствования у Запада принесли некоторые изменения, но не ослабили мощную авторитарную основу русской политической системы. Если уж на то пошло, то следует скорее считать, что западные нововведения использовались лишь для усиления русских методов. Петр Великий завоевал репутацию самого крупного в русской истории реформатора, насаждавшего в России достижения Запада, однако, именно он заложил основу современного полицейского государства и был безжалостен в своей нетерпимости к инакомыслящим и в кровавых расправах с непокорными боярами. Екатерина Великая начала свою разрядку с Западом, очаровав Вольтера и французских энциклопедистов, и закончила ее борьбой за искоренение зараженности своего двора либеральными французскими идеями. В общем, Россия часто испытывала будоражащее влияние Запада, но русские правители всегда справлялись с ним. Тактика Брежнева в настоящее время, может быть, слегка отличается от тактики царей, но его стратегия — та же: получить самую современную западную технологию, не воспринимая критический склад ума людей Запада или образ жизни, результатом которых эта технология является. Как прежде цари, Брежнев тоже идет на определенный риск. Однако до настоящего времени нет никаких видимых причин предполагать, что установившийся характер русской жизни коренным образом изменится.

Часто яркое ощущение неразрывности связи современной России с ее прошлым создают забавные мелочи. Сразу же после первого визита Никсона в Москву в 1972 г. Энн и я предприняли автомобильную поездку в Ярославль, чтобы полюбоваться русской сельской местностью в летнее время. Примерно на полпути мы остановились у автозаправочной станции. До этого мне никогда не приходилось подъезжать к колонке для заправки на машине советской марки, и меня интересовала эта процедура. Во-первых, следовало определить, какая колонка мне нужна, решить, сколько бензина требуется и сказать об этом круглолицей девице, сидящей в конторке. Затем я заплатил ей вперед специальными талонами, а она набрала на своем пульте требующееся мне количество литров бензина, после чего, я вернулся к колонке, чтобы самому заправить машину. Это было самообслуживание в полном смысле слова. Для меня это был безобидный комический эпизод — наблюдать, как каждый сам заправляет свою машину: шофер хлебного фургона, два мотоциклиста, водители грузовиков, сами обслуживающие свои большие машины, и несколько владельцев советских малолитражек вроде «Москвича» или «Запорожца». На заправочной станции царил полный беспорядок. Люди подъезжали к колонкам со всех сторон, становясь к ней под любым углом, как им было удобно. Подъехать к колонке и уехать со станции было делом, связанным с некоторой опасностью. Это показалось отличным сюжетом для фотоснимка. Я отщелкал лишь четыре или пять кадров, как вдруг передо мной вырос человек с бычьей шеей, без пиджака и в шляпе, машущий рукой перед моей камерой и сердито орущий на меня. «Покажите ваши документы», — потребовал он. Со своим мясистым лицом, большим животом и мешковатыми брюками он, казалось, был олицетворением русского рабочего, только недавно переехавшего из колхоза в город. Поскольку мне были неизвестны какие-либо советские правила, запрещающие фотографировать бензозаправочные станции, и поскольку этот человек показался мне не более чем чересчур ретивым советским гражданином, а таких в России очень много, я попытался игнорировать его.

«Все в порядке, — сказал я успокоительно, — извините меня». И отошел в сторону, чтобы продолжить фотографирование, но он снова возник передо мной и снова потребовал мои документы, что является стандартным советским методом запугивания.

— Кто вы такой? — спросил я.

— Покажите мне ваши документы, — повторял он.

Теперь он был по-настоящему раздражен, по-видимому, тем, что я не повиновался сразу. Мы продолжали препираться. Я решил было, что сейчас ему на помощь соберется толпа, но водители продолжали заправку, только посматривая на нас и не проявляя желания вмешаться. Оказалось, что мой «собеседник» — заведующий бензозаправочной станцией. Я объяснил ему, что я — американский корреспондент, о чем он, без сомнения, и сам уже догадался по специальным номерным знакам на нашем автомобиле, и что я только что закончил писать серию репортажей о встречах между Никсоном и Брежневым, а сейчас совершаю небольшое путешествие со своей женой. «Куда вы едете» — допрашивал он подозрительно. — Я сейчас вызову милицию». Я ответил, что мы едем по направлению к Ярославлю и, стараясь улучшить его настроение, спросил, видел ли он Никсона и Брежнева по телевидению. Да, он видел все. Я поинтересовался, рад ли он разрядке. Он ответил, что да, конечно, что он хочет мира между нашими народами, но фотографировать запрещено. Тогда я сказал, что, если он заинтересован в мире, то, конечно, читал о соглашении относительно ограничения вооружений. Выяснилось, что, разумеется, читал. Я спросил его, обратил ли он внимание на то, что каждая из сторон согласилась, чтобы над ее территорией пролетали спутники другой стороны с целью фотографирования ракет во избежание опасности внезапного нападения. Это повергло его в замешательство, но через несколько минут до него, кажется, дошло, что русские спутники будут фотографировать американские ракеты, а американские спутники — советские ракеты. «Ну, так если наши руководители настроены настолько дружелюбно и согласились, чтобы спутники фотографировали ракеты, то что может быть страшного в том, что я фотографирую бензозаправочную станцию», — спросил я. Он нахмурился с мужицкой осторожностью. «Это запрещено, — вновь заволновался «мой приятель». Гневно указывая пальцем на мою камеру, он повторял: «Это запрещено. Я вызову милицию, чтобы она забрала вас». И помчался звонить в милицию. Я сделал несколько последних снимков и уехал.

Милиция никогда не беспокоила нас в связи с этим случаем, но я еще долго ворчал по поводу преувеличенной коммунистической бдительности заведующего бензозаправочной станцией, стоящего на страже против происков путешествующих империалистов.