Хедрик Смит - Русские

Энн, которая в то время читала биографию Льва Толстого, написанную Генри Троятом, вспомнила один эпизод из книги: тело Толстого лежало в помещении маленькой железнодорожной станции, где он умер. Некоторые русские хотели сфотографировать великого усопшего, но начальник станции не пожелал допустить в помещение ни одного фотографа. Он подозрительно относился к фотографии и не был уверен в том, что нет каких-нибудь правил, запрещающих ее. Не имея специального разрешения из Санкт-Петербурга, он решительно воспротивился всякому фотографированию на его станции.

«Ты видишь, — сказала Энн, — и в этом нет ничего нового. То же самое было при царях. Это те же самые люди».

Энн и я на подлёдной рыбалке в Сибири.

Лори и Марина, ее лучшая русская подруга, одетые в классическую школьную форму.

Энн и я с тремя из наших детей, Скоттом, Лесли и Дженни, во дворе американского посольства в Москве. Обратите внимание на будку, из которой одетые в форму советские охранники — мы предположили, что это агенты КГБ — могут наблюдать за всеми, кто входит или выходит.

Это уличный фермерский рынок в сибирском городе Новосибирск, который мы посетили в марте — один из 8000 рынков в СССР, где крестьяне могут легально продавать продукты со своих приусадебных участков.

Крестьянская изба, которую мы увидели в Якутске, на северо-востоке Сибири, где любое нормальное строение, примыкающие к земле, генерирует достаточно тепла, чтобы растопить вечную мерзлоту под ним, а затем тонет в собственном болоте.

Несмотря на всю атеистическую пропаганду в советских публикациях, миллионы людей, особенно женщин, принимают участие в религиозных обрядах.

Крещения — постоянная мишень партийной прессы. Для борьбы с ними власти начали требовать, чтобы священники требовали внутренние паспорта со стороны родителей, как форму запугивания. Хотя это правило может быть и обойдено.

В официально признанную Баптистскую церковь, иногда допускаются западные журналисты фотографировать крещения, как это сделал и я.

Бабушка в традиционном платке, или бабушка у могилы. Показан русский стиль крепления фото покойного над надгробием.

Когда мы с Энн съезжали с главных автомагистралей или гуляли по деревням, мы часто видели, как женщины стирают вручную в холодных водоемах.

Александр Солженицын, его жена Наталья и сын Ермолай, во время моего интервью с ним в Москве. Апрель 1972 г.

Кухонный снимок Андрея Дмитриевича Сахарова, выдающегося физика (Нобелевская премия, 1975 г.), чьи антимарксистские взгляды сделали его изгоем в Советском Союзе, со своей второй женой, армяно-еврейским диссидентом Еленой Георгиевной Боннэр.

Валентин Турчин, храбрый, независимый физик, подвергся остракизму со стороны многих своих коллег и внесен в черный список за свою защиту Сахарова.

Лев Копелев, неудержимый, динамичный исследователь Брехта и немецкой культуры, гуляет с женой Раисой по Переделкино.

Одним из самых ярких культурных событий моего пребывания в России была выставка современного нонконформистского искусства, проходившая под открытым небом 29 сентября 1974 года — первая такая выставка за полвека. Ранее выставку, проводившуюся без официального разрешения, разогнали отряды полицейских. Даже по этому поводу мы обнаружили среди зевак много агентов КГБ.

Подлёдные рыбаки в середине зимы недалеко от Якутска в Восточной Сибири, примерно в 100 милях к северу от столицы Восточной Сибири Иркутска. Они протыкают сети сквозь лед, натягивают их, ловят рыбу и затем вытягивают сети через отверстия.

В 1975 году пятая часть сельскохозяйственной техники Туркмении вышла из строя, и школы были закрыты на три месяца, чтобы дети могли помочь с уборкой хлопка.

Торговля на тротуаре в центральноазиатском городе Бухара: женщина, продающая семечки, насыпает чашку в карман покупателю.

Сибирская женщина тащит еду домой на санях у одного из западносибирских нефтяных поселений. Довольно крепкие, хорошо-построенные дома, как одна из приманок для привлечения рабочих в эти отдаленные районы.

Новые жилые дома — это лес массивных сборных жилых домов, ошеломляющих своей однообразностью, рябых и седых от мгновенного старения, от которого страдает вся советская архитектура.