Дун Цин - Чтецы

– Не попадите себе чем-нибудь в глаз! Эй! – кричала нам бабушка, сидя у порога.

– Нет! Мы будем в кота попадать! – кричал в ответ Восьмой.

К нам откуда-то приходил большой черный кот; мы притворялись, что это наш враг.

– И кота не трогайте! Хороший кот, не гоняйте его! – снова кричала бабушка.

Мы ничего не слышали и носились по всему двору, орали, вопили, а кот спасался бегством, забираясь на крышу.

Восьмой был очень ловок в играх. В шарики он всегда выигрывал, и выигрывал сразу помногу. Еще он умел делать сачки, чтобы ловить стрекоз, ловил их целыми пригоршнями – в каждой руке по две торчало между пальцами. Еще он отваживался в одиночку бегать до городской стены, где ловил сверчков в камнях, или мог забраться на крышу, чтобы срывать яблоки. Бабушка тут же кричала ему: «Восьмой, Восьмой! Когда же ты поумнеешь! Смотри не сломай себе шею!» Восьмой любил приходить к нам домой тайком, чтобы его мама не узнала. Бабушка всегда давала нам что-нибудь вкусненькое – сахар, по паре кусочков каждому, или печенье, по две – три штучки.

Семья Восьмого жила бедно, обычно у них такой еды не было. Мать Восьмого вечно жаловалась: «Сколько бы ни было, всё равно не хватит накормить этих голодных волчат!» Мы с Восьмым забирались на бабушкину кровать и, громко причмокивая, сосали сахар, глядя через красные и синие кусочки пленки на солнце, на деревья, на Хуэй Фэньсань, развешивавшую на дворе белье, радовались и весело хохотали.

– Восьмой! Перестань там шалить! – кричала ему Хуэй Фэньсань, делая серьезное лицо, как взрослая. У Восьмого во рту был сахар, он боялся ей отвечать.

– У нас всё тихо, – отвечала бабушка, – Восьмого у нас нет!

Бабушка очень любила Восьмого, говорила, что он искренний и добрый.

Когда пошли в школу, я и Восьмой были в одном классе. Помню, когда нас забирали в армию, семья Восьмого не могла дать ему белой рубашки, и тогда бабушка из моих двух одну отдала ему. Восьмой был так рад, что у него всё лицо стало красное. Пока рос, он всегда донашивал вещи за старшими братьями и сестрами. Утром, когда нам надо было уходить на службу в армию, бабушка позвала Восьмого и дала нам с ним каждому по пирожному и по два вареных яйца. Мать Восьмого нам подарила по вышитому носовому платку – она сама их вышивала. Она дни и ночи проводила над рукодельем и так зарабатывала немного денег для семьи.

Бабушка потом тоже стала вышивать – это мама Восьмого ее научила. Сначала мать Восьмого не верила, что бабушка действительно будет это делать, и всё тянула. А бабушка постоянно ей об этом напоминала.

– Мама Восьмого, вы же мне пообещали!

– Так вы правда будете, или как?

У матери Восьмого через плечо висели намотанные нити самых разных цветов.

– Правда буду.

– Ну ладно, погодите, приду и всё вам расскажу.

Проходило несколько дней, а мать Восьмого не приходила. Бабушка снова ей напоминала.

– Выберите время, расскажите, как вышивать!

– Так вы что, правда будете?

– Правда буду.

– Ну что вы, в самом деле! И сын, и невестка работают, в месяц приносят больше ста юаней, и это всего на четверых – зачем этим себя утомлять?

– Я не из-за того, что денег не хватает… – говорила бабушка.

Бабушка действительно собиралась это делать не ради того, чтобы заработать. У бабушки был свой, бабушкин расчет – тогда я еще не понимал.

Когда я был маленький, то каждый день с утра до вечера был с бабушкой. Мама работала очень далеко, особенно зимой. Она возвращалась домой, когда было уже совсем-совсем темно. Папа в своей комнате читал книги, газеты – слышен был шелест и шуршание страниц. Бабушка сидела у печки и лепила пельмешки для мамы. Я был тут же рядом, мешал ей – делал маленькие лепешечки, лепил их на печную стенку и ждал, когда лепешечка отвалится – значит, готова. Я был весь перемазан мукой.

– Не надо так делать, зачем зря муку переводишь? – Бабушка отряхивала меня от муки и подворачивала мне рукава ватной куртки.

– А ты слепи мне мышонка!

– Это маленькие пельмешечки; вот когда буду делать большие, тогда слеплю.

Но она таки растянула лепешечку побольше, как для больших пельменей, и сделала мне «мышонка». Получился большой пельмень, у которого по бокам много складочек, но на мышонка было не очень похоже.

– А теперь слепи кошку!

Слепилась и кошка. Два ушка – уже больше похоже.

– Если не успеем сварить вовремя, скажу, что это ты мне мешал…

– Ладно, только скажи, что это я слепил!

Бабушка усмехается:

– Да, для мамы, ведь твоя мама такая красивая…

– Эх, в хорошее время вы живете, – протяжно затягиваю я, подражая бабушкиной интонации, – и мама у тебя такая красивая…

Бабушка часто говорит эти слова. Бабушка завидует маме, потому что у мамы крепкие ноги, она образованная и может ходить на работу.

Иногда к нам приходили мамины коллеги по работе, их было много-много, все они щебетали без умолку и смеялись, разговаривали о работе в своем учреждении. Я не понимал, что они говорят, становился совсем сонный и прислонялся к бабушке. Бабушка тоже, наверное, не особенно понимала их разговоры, но ей было очень интересно слушать. Она сидела в уголке, чтобы никому не мешать, и, навострив уши, слушала, не издавая ни звука. Мамины сотрудницы громко смеялись. У бабушки на лице показывалось недоумение – она не совсем понимала, отчего они смеются.

– Мама, давайте делать пельмени! – говорит мама бабушке.

Бабушка испуганно вздрагивает и бежит к печке – огонь вот-вот погаснет; бабушка обо всём забыла, заслушалась. Когда гости уходят, настроение у бабушки падает, она говорит:

– Вы помойте посуду, следите за огнем, я устала.

Мама отправляет бабушку полежать. Бабушке не лежится, она сидит, не двигаясь, и смотрит перед собой. Через какое-то время она снова произносит:

– Эх, хорошее время вам досталось…

Папа и мама ничего не говорят, продолжают заниматься своими делами. В это время только я готов поддержать разговор:

– У тебя мама такая красивая, у нее крепкие ножки, она образованная, в учреждении столько народу, все такие веселые…

– А разве нет? Я вот в школу не ходила. А у меня была двоюродная сестра…

– Да-да, знаем! – подхватываю я. – Твоя двоюродная сестра и в школу ходила, и потом ответственной работой занималась…

– А что, разве не так? – начинает пререкаться бабушка, совсем как ребенок.

– Твоя сестра и в столовой обедала, наверное?

Этот мой вопрос здорово развеселил папу с мамой. Бабушка немного смутилась:

– Маленький еще, семи нет, а такой вредный… – Она только так меня бранила.

Не знаю почему, но бабушка очень завидовала тем, кто ел в столовых; когда говорила о ком-то, кто вызывал у нее уважение и зависть, она в конце обязательно прибавляла: «И еще в столовой обедает…»