Дун Цин - Чтецы

Дун Цин:Наша сегодняшняя тема – «Впервые». Когда вы начали писать?

Лю Чжэньюнь:Когда поступил в университет.

Дун Цин:Где было опубликовано первое произведение?

Лю Чжэньюнь:В издательстве «Аньхуэй вэньсюе» – «Литература Аньхоя».

Дун Цин:Каким был первый гонорар?

Лю Чжэньюнь:Ну, семьдесят с лишним юаней, наверное.

Дун Цин:И как вы его потратили?

Лю Чжэньюнь:Пригласил девушку в ресторан.

Дун Цин:Это сейчас ваша жена?

Лю Чжэньюнь:Да.

Дун Цин:Я читала об этом в какой-то статье – кажется, ваша жена рассказывала, что она тогда подумала: «Надо же, такой скряга – и пригласил в ресторан!»

Лю Чжэньюнь:Когда у меня еще не было этих семидесяти с лишним юаней, я как-то предложил ей вместе поужинать, и она согласилась. Я сказал, что мы пойдем в ресторан западной кухни, и она ответила: «О! Хорошо!» Мы поели, наверное, на десять с чем-то юаней, а потом я и говорю: «Знаешь, у меня нет с собой денег». (Смех в зале.)

Дун Цин (смеется) : Вам не стыдно было?

Лю Чжэньюнь:Ну у меня же правда не было денег.

Дун Цин:Так зачем тогда приглашать? Могли бы просто погулять, походили бы туда-сюда…

Лю Чжэньюнь:Так мы уже целых полдня гуляли туда-сюда! (Хохот в зале.)

Дун Цин:Отношения в вашей семье настолько гармоничны и стабильны из-за того, что вы вместе учились и за это время прекрасно узнали друг друга?

Лю Чжэньюнь:Я думаю, они гармоничны и стабильны главным образом потому, что мы не говорим лишнего.

Дун Цин:Не говорить друг другу лишнего – очень важно в отношениях, но в романе «Одно слово стоит тысячи» всё как раз и запутывается именно потому, что люди не находят общего языка, не могут выразить себя и понять друг друга.

Лю Чжэньюнь:Ну вообще-то самовыражение строится не на количестве слов, а на тех словах, что по-настоящему важны. Учитель Цзан Кэцзя [59]написал стихотворение: «Есть люди – живут, а они уже умерли; есть умершие, что еще живы». На самом деле и книги, и фильмы – всё это для тех, кто хочет жить еще и еще, раз за разом новой жизнью в книгах и фильмах, жить вечно.

Дун Цин:Что вы хотите прочитать сегодня для всех?

Лю Чжэньюнь:Отрывок из книги «Одно слово стоит тысячи».

Дун Цин:Кому вы посвящаете это чтение?

Лю Чжэньюнь:Всем тем, кому нравится эта книга, и всем тем, кому нравится этот фильм.

Ян Байшунь целых пять лет— с десяти до пятнадцати – учил «Лунь Юй» [60] «Лунь Юй» – изречения Конфуция, записанные его учениками после смерти учителя; главный текст конфуцианства. в поселковой частной школе старины Вана. По-настоящему старину Вана звали Ван Мэнси, второе его имя было Цзымэй. Отец старины Вана был бочкарь – делал лохани и бочки в уездном городе и еще вдобавок паял жестяные чайники. К западу от мастерской, где папаша старины Вана делал бочки, была ломбардная лавка под названием «Небесная гармония». Хозяин «Небесной гармонии» носил фамилию Сюн – «медведь». Отец старого Сюна был из Шаньси. Пятьдесят лет назад, побираясь по дороге, он пешком пришел в Яньцзинь. Сначала продавал овощи в уездном городе, потом на углу улицы чинил обувь; он уже обзавелся домом, женой, детьми, но так и не перестал попрошайничать – на Новый год, когда все лепили пельмени, он всё равно посылал своих ребятишек клянчить еду. В бережливости есть свои хорошие стороны, и со временем папаша старого Сюна открыл ломбард. С этих пор он уже больше не попрошайничал. Вначале там были только одежа да шапки, керосиновые лампы и глиняные кувшины; но люди из Шаньси умеют торговать, так что к моменту, когда лавка перешла в руки старого Сюна, в закладе имелись уже и дома, и земля, а в день оборот мог составлять несколько десятков лянов [61]серебра.

Старый Сюн подумывал о расширении, а лавка старого Вана была как раз на северо-восточном углу двора старого Сюна. Участок имел форму рукоятки ножа – в начале поуже и расширяющийся дальше. Вот старый Сюн и пошел поговорить к папаше Вану: что если бы папаша Ван уступил ему свою бондарную лавку? Купил бы себе тогда новый участок, а он ему построит новую мастерскую. Если старая была на три помещения, то новую он бы поставил на пять. А будет больше места, так и бочки можно дальше делать, и еще что-нибудь другое. Это дело для папаши Вана было выгодное, но старикан никак не соглашался, хоть убей: уж лучше он будет в своих трех комнатках и дальше делать бочки, но ни за что не переедет в новую мастерскую и не будет ничем таким другим заниматься. Не уступал он свою лавку старому Сюну не потому, что у них были какие-нибудь разногласия, а просто старый папаша Ван смотрел на жизнь не так, как другие, даже на одни и те же дела: была ли ему самому выгода или нет, его мало волновало, а вот если у другого что-то получалось, он считал это себе в убыток. Старый Сюн увидел, что папаша Ван как воды в рот набрал, не хочет ничего обсуждать, так и бросил это дело.

На восток от лавки старого Вана был зерновой склад «Процветание», его хозяина звали Лянь. Осенью этого года в доме Ванов чинили крышу, сделали скат подлиннее; теперь, когда шел дождь, вода стекала и капала на западную стену дома Ляней. У Ляней крыша тоже была не короткая, на западную стену у Ванов капало уже не первый десяток лет. Но так устроено в мире, что северо-западный ветер дует часто, а юго-восточный – редко, так что дом Ляней решил, что это ему большое неудобство. Из-за того, куда вода течет с крыши, обе семьи рассорились. Хозяин «Процветания», старый Лянь, был не такой, как хозяин «Небесной гармонии», старый Сюн. Тот по характеру был спокойный и уравновешенный, умел и обсуждать, и договариваться. А у старого Ляня нрав был склочный, он никогда ни в чем не хотел уступать. В тот вечер, когда семьи поругались, он велел своему приказчику забраться на крышу Ванов и не только убрать карниз, но и снять большой участок черепицы, где-то на полкомнаты. Тут семьи и начали судиться. Старый Ван тогда не знал, почем судебные разбирательства, да и сцепились они со старым Лянем насмерть – кто кого; судебное дело затянулось на два года, и старому Вану было уже не до бочек и лоханей.

Старый Лянь денег не жалел, и у старого Вана тоже деньги так и летели. Но куда было Вану тягаться с Лянями? У Ляней через амбар «Процветание» в день проходило несколько десятков даней [62] Дань – традиционная китайская мера веса, составляющая около 60 килограммов. зерна. С уездным яньцзиньским чиновником, старым Ху, они были в свойских отношениях, так что суд тянулся два года и ни к какому решению не пришел, а папаша Ван уже заложил свою мастерскую из трех комнаток. Хозяин «Небесной гармонии» старый Сюн потратился, выкупил у людей эту мастерскую. Папаша Ван тогда снял себе домишко в уездном городе у восточной заставы и снова занялся бочками. Тут его гнев обратился не на судившегося с ним хозяина «Процветания» старого Ляня, а как раз на купившего его лавку хозяина «Небесной гармонии», то есть Сюна. Он решил, что Лянь судился с ним только потому, что его, конечно же, подталкивал к этому старый Сюн. Но новые переговоры со старым Сюном не привели ни к чему. Вану-младшему в тот год было двенадцать лет, и его как раз отдали в Кайфэн учиться, надеясь, что он помыкается нищим студентом лет десять да станет чиновником, и его назначат в Яньцзинь начальником, и вот тогда уж снова можно будет поговорить и с Сюном, и с Лянями. В точности по пословице: «Благородный муж и через десять лет отомстит».