Герман Устинов - Смена эпох

Новостей в кишлаке столько, что Мухамед рассказывает о них, как говорится, взахлеб. «Самая важная — у нас прошла земельная реформа. Байские угодья отдали нам. Каждая семья теперь имеет по 12 джерибов (около двух с половиной га. — Г. У.)… Нет, все же главная новость другая, — тут же перебивает он себя. — То, что мы создали свой кооператив. А урожай какой сняли! Вдвое больше, чем обычно!»

— Подожди, Мухамед, — улыбаюсь я. — Давай все же по порядку. Какой кооператив?

— По совместному использованию сельскохозяйственной техники и совместной обработке земли, — торжественно провозглашает он.

Сколько помнит себя Мухамед, в поле он всегда выходил с парой быков и деревянной сохой… А тут перед севом их кооперативу предложили взять в аренду у провинциальной МТС два трактора. Плата невелика, 250 афгани в час. Деньги были: государство предоставило им солидный кредит на развитие. В кооперативе у них сто семейств, 485 человек. Раньше на пахоту тратили две-три недели, а теперь они всю свою первую посевную страду свернули в восемь дней.

Пользовались государственной техникой и летом, и когда снимали урожай. Работали все вместе, дружно. Поровну поделили и то, что вырастили: пшеницу, ячмень, горох, овощи, арбузы, дыни. «Нет, не поровну, — вновь поправляет себя Мухамед. — У нас четыре семьи — это вдовы с малолетними детьми. Мужья сражались в армии, погибли за революцию. На их дворы мы привезли всего побольше».

Есть в кишлаке и другие перемены. Мелиораторы из провинциального управления водного хозяйства начали бурить для кооператива две глубинные скважины. «Земля у нас прекрасная, а вот с водой было туго». Восстановили сожженную душманами школу. «Лес и кирпич дал губернатор, работали мы». Хозяйство постоянно навещает агроном из Мазари-Шарифа, дает дельные советы: где что сеять, какие использовать удобрения. «Наши старики прозвали его учителем земли».

Для первого сева им выделили, совершенно бесплатно, элитные семена — еще одна причина небывало высокого урожая. Несколько раз в кишлак приходила машина с продуктами из Мазари-Шарифа: маслом, сахаром, консервами, мукой, чаем. Подспорье от государства, чтобы скорей встали на ноги.

— Теперь нам живется куда легче, — говорит Мухамед. — Половину того, что вырастили, продали. И себе до нового хлеба хватит.

На вырученные деньги многие семьи, годами не ведавшие вкуса мяса, молока, купили овец, телят. Через год-два хотят, сложившись, приобрести свой трактор и грузовик. В Мазари-Шарифе уже учатся на механизаторов двое пареньков из кооператива.

— А душманы не беспокоят?

— Нет. В уезде теперь тихо. К тому же у нас свой отряд защитников революции. Оружие нам дали в провинциальном царандое, милиции. А название мы придумали ему сами — «Дехканская правда».

В знак уважения к его годам, его авторитету у людей, его заслугам перед родным племенем сафи ему предоставили слово в заключение Лои джирги. От имени делегатов Верховного собрания афганского народа он как бы завершал напряженный и жаркий двухдневный разговор о том, как добиться национального единства и мира в стране, положить конец преступным злодеяниям контрреволюции. Обращаясь к двум тысячам участников джирги, он сказал:

— Вот и закончилась наша работа. Завтра мы разъедемся по своим провинциям, уездам, кишлакам. Давайте сделаем так, чтобы все, о чем мы говорили здесь, намечали, предлагали, принимали, — все это стало жизнью. Афганец трудно дает слово, но, давши, держит его…

Ему долго аплодировали, а он молча стоял, распрямившись в свой полный, почти двухметровый рост, абсолютно седой, но все еще крепкий, несмотря на то что в канун джирги ему исполнилось восемьдесят лет.

Было это весной 1986 года. Сколько раз потом ему доводилось держать речь перед земляками, соплеменниками, соотечественниками — не счесть. Неутомимо, изо дня в день, выезжал он в кишлаки своей провинции Кунар и на дехканских сходах, джиргах старейшин, богослужениях в сельских мечетях рассказывал о том, чего добивается республика, что несет людям революция, как надо служить народной власти. За ним гонялись враги, ему присылали подметные письма с проклятиями и угрозами, несколько раз обстреливали деревенские площади во время митингов, но он был неустрашим и говорил то, что думал, во что раз и навсегда поверил на склоне своей судьбы.

Большую и гордую жизнь прожил Сахеб Хак, хотя и провел почти всю ее, не покидая родных мест: уезда Цаокей, кишлака Факиркот, соседних селений, где обитают люди пуштунского племени сафи. Отец его был видным религиозным деятелем, ученым-богословом. В восточных провинциях страны — Нангархар, Кунар и Лагман — его называли наставником народа. По отцовским стопам пошел и Сахеб Хак, прогрессивный афганский священнослужитель, старейшина и настоятель крупной общины, насчитывающей много тысяч человек.

Не раз бывал я на родине Сахеба — в провинциальном центре Асадабаде, уездах Асмаре, Сарканае, наведывался и в Цаокей. Места здесь суровые. Горы, лес, каменистая, скудная земля. Да и той совсем мало. Кукурузы, пшеницы и риса едва хватает до весны. Пастбища только горные. Взберется повыше с дехканской отарой коз и овец пастух, может и не вернуться. Проходящая мимо банда угонит стадо с собой, а свидетеля безжалостно скинет в пропасть…

Не надеясь на свои крошечные наделы, дехкане прирабатывают на жизнь кто как может. В каждой семье свои ткачи, ковроделы. Особенно много плотников и столяров, благо леса вокруг сколько угодно. Мастерят нехитрую мебель для горожан, возят в Кабул жерди и доски. Дети собирают на продажу горные орехи. Молодежь подкармливается рыболовством и охотой. В их полудиком краю зверь пока еще непуганый, а полноводная и чистая река Кунар прямо-таки кишит рыбой.

Полностью занятые заботами о пропитании, оторванные от всякой цивилизации, забытые кабульскими властями, люди племени в прошлом были темными и невежественными. Лишь единицы из них получали доступ к миру знаний, да и те, попав в город, уже не возвращались домой. Исключение составил отец Сахеба. Закончив медресе, он всю жизнь занимался просвещением земляков, в своих проповедях учил их жить честно, чисто, достойно, ценить труд, уважать родину.

Когда 6 мая 1919 года Англия официально объявила войну Афганистану, он снарядил в поход отряд воинов своего племени и лично возглавил его. Этот отряд участвовал в решающем бою под крепостью Тал, где англичане были разбиты и вскоре начали просить о перемирии. Рядом с отцом сражался и его старший сын, 14-летний Сахеб.

После смерти отца в 1942 году Сахеб продолжил его просветительскую миссию в родном краю. Ему показалось уже мало устных проповедей, и он добился открытия первой школы в уезде Цаокей. «Как же трудно тогда это мне далось! — вспоминал он в беседе со мной. — Все — и чиновники королевской канцелярии, и губернатор провинции, и даже сотрудники министерства просвещения — первым делом спрашивали: зачем? Самое обидное, что этот же вопрос задавали наши люди — старейшины племени, отцы семейств. Они искренне не понимали, ради чего надо отрывать детей от дехканского труда, почему родители должны тратиться на покупку обуви, сносной одежды, тетрадей и карандашей для ребят…»