Александр Талал - Миф и жизнь в кино: Смыслы и инструменты драматургического языка

Какую роль играют жанровые сочетания в создании случайных или неожиданных сюжетных поворотов? Использование нескольких жанров позволяет, при определенной вилке ожиданий от одного жанра, ввести в сюжет третий, неожиданный вариант, решенный в другом жанре. Представьте следователя, который подозревает своего напарника в совершении преступления, потому что тот «темнит». Он следит за своим приятелем, но выясняет, что напарник не замешан в криминале, но состоит в романтической связи с его женой. Вилка ожиданий от детектива, криминальной истории или триллера (замешан или нет? является угрозой или нет?) получает неожиданный поворот в жанре мелодрамы или любовной истории.

Фильм (и роман) «Шпион, выйди вон!» использует именно такое сочетание для создания неожиданного поворота и волнующей сюжетной линии. Герой, Джордж Смайли, должен определить, кто из пяти фигур в верхушке МИ-6 работает на противника. Брак его распался: хотя он всегда любил свою жену, Джордж не мог удовлетворять ее потребностей в эмоционально насыщенной жизни, и жена изменяла ему. В частности, у нее был яркий роман, о котором все знают, с Биллом – одним из кандидатов в предатели. Это обстоятельство сбивает с толку обычно проницательного Джорджа и мешает ему мыслить беспристрастно; ему не сразу удается вычислить Билла. Как выясняется, такой ход со стороны Билла и советской разведки был намеренным. Более того, зритель, как и Смайли, узнав об этом романе, списывает Билла со счетов. «Так вот в чем была функция Билла в сюжете», – думает он (прием «ложная версия»).

«Бартон Финк» рассказывает историю в жанре «карьерной драмы», как я это называю, с примесью черной комедии. Однако в сюжете присутствует персонаж Джона Гудмена – серийный убийца Карл Мундт, который как бы лишний, неуместный, пришедший из другого жанра – криминального, хоррора или триллера. Такое разнообразие пластов позволяет сюжету наполняться «случайными» событиями: в линии героя, которому необходимо всего лишь написать хороший сценарий и справиться с культурным шоком от переезда в Лос-Анджелес, появляется еще и такая неожиданная помеха, как поначалу назойливый, а затем уже и опасный сосед.

Первый акт «Дня сурка» занят в основном фантастической предпосылкой, подготовкой к ней и реакцией на нее. Потенциал любовной истории прочерчен здесь легким штрихом так, что его можно и не заметить: Рита присутствует в сюжете, но любовного развития ничто не предвещает, его может вообще не произойти. Романтическая же линия начинается почти в середине фильма! Фактически здесь внезапно закипает дополнительный жанр, который до этого томился на очень медленном огне. В уже понятном ходе событий появляется свежая волна с новыми данными из мира любовной истории, сквозь призму которой изначально заданные темы кристаллизуются и получают разрешение.

Создать идентификацию с персонажами очень непросто, но если это удается, то можно проделать потрясающие вещи. Заставить зрителя, например, сопереживать преступнику или подлецу. Или маленькой коралловой рыбке. Вот уж где «это не про меня»!

Огромный – и незаметный – пласт мировой фильмографии занимает изучение инаковости. Основная техника здесь – показать всеми возможными способами, что «Иной» во многом похож на нас . Для начала вообще – показать нам «Иного», конкретизировать. Вот он, реальный, не призрачный, не порождение фантазий и кошмаров, познакомься. Здесь и очеловечивание гангстера в «Клане Сопрано», и очень выверенный образ «умственно отсталого» Форреста Гампа. Здесь и Эдвард Руки-ножницы, и педофил Гумберт, и синекожие жители планеты Пандора. И богатые тоже плачут именно с этой целью.

В этом контексте искусственность образа Форреста Гампа, о которой я уже говорил, является той самой художественной правдой. Роднит нас всех именно внутренний мир, его богатство, его эмоциональный спектр, его ранимость и человечность. Но как показать это на экране? Решение кинематографической драматургии: «приврать» в создании внешних обстоятельств, чтобы раскрыть внутреннее содержание героев. Как показать преданность и способность на сильную любовь? Форрест с детства, полжизни, любит одну и ту же девушку. Как убедить зрителя, что этот человек заслуживает счастье и успех? Сделать так, чтобы Форрест заслужил Дженни на экране – добился ее, покорил. Если мы радуемся за него, значит, заслужил. Получается герой, который не просто такой же, как мы. Несмотря на свой «изъян», он лучше нас. Вот какой потрясающей личностью порой приходится изображать «Иного», чтобы мы восприняли его как равного.

Почему знакомство с «Иным» важно в общечеловеческом смысле? Почему нас так интересуют злодеи со своей весомой правдой, которых нельзя просто уничтожить, не уничтожив что-то в себе, – такие, как Джокер в «Темном рыцаре», или Рауль Сильва в «007: Координаты "Скайфолл"», или Миранда в «Дьявол носит Prada»? Откуда взялся мощный прилив антигероев на телевидении? Что движет авторами, когда они затевают рискованный эксперимент с превращением героя в злодея («Сердце Ангела», «Крестный отец», «Во все тяжкие», «Транс» и российское «Притяжение»)? Почему менять и пересматривать свою точку зрения необходимо?

Честно? Потому что практически во всех случаях у нас нет объективной точки зрения и быть не может. Но парадоксальным образом мы имеем свойство возводить нашу неполноценную, неизбежно «дефектную» точку зрения в ранг очевидной истины. Для нас нет разницы между мнением и истиной. Истина – это то, с чем мы согласны. Мнение – то, с чем не соглашаемся. Руководствуясь исключительно мнением, мы решаем, за кого голосовать, против кого воевать, кого поучить жизни или одарить презрением в ленте Facebook, рассуждаем о таланте или бездарности современников. («Анна Каренина» отличалась «скандальной пустотой содержания» [21], между прочим!) Мы присуждаем себе право считать одну страну, или национальность, или сексуальную ориентацию «хуже» другой со всеми вытекающими отсюда последствиями. Понимаете, к чему я клоню? Наистрашнейшие мировые события имеют прямое отношение к навязыванию упрощенного в лучшем случае и вывернутого наизнанку – в худшем образа «противника», «Иного».