Лодевейк Грондейс - Война в России и Сибири

Дальше, возле Горбицы, красные перед тем, как передать власть семеновцам, которые воспользовались плодами побед чехов и японцев, затопили большой грузовой пароход, поставив его поперек реки, чтобы воспрепятствовать навигации. Но течение медленно, но верно справилось с препятствием.

Во время нашего путешествия часовые японцы внимательно следят за обоими берегами, откуда часто стреляют в проходящие пароходы. Месяц тому назад шесть пассажиров парохода, на котором мы сейчас плывем, были ранены пулями красного отряда, стрелявшего с берега. Один офицер Семенова, который рискнул отправиться в опасное путешествие, чтобы встретиться с родственниками в Благовещенске, покончил с собой с помощью ручной гранаты, когда его готовы были взять красные.

Капитан и весь гражданский экипаж парохода – русские, они держат нейтралитет в этой гражданской войне и пассивно покоряются любой власти. В случае необходимости они прячутся на мостике за большими железными щитами, укрепленными бревнами. Два пулемета постоянно нацелены на берега.

Ближе к вечеру мы видим на берегу крестьян, они с десятком запряженных возов ждут парома, который перевезет их на другой берег. Когда становится возможным переговариваться, мы узнаем, что эти возы реквизированы отрядом независимых казаков, которые направляются на северо-запад.

Поздно вечером за поворотом реки мы встречаем две больших грузовых баржи, которые плывут нам навстречу против течения. Мы останавливаем их: это солдаты полковника Умеды. Полковник отвел меня в каюту и рассказал о полученном приказе. Ему предстоит следующая операция. Маленький японский гарнизон на станции Могоча оказался в изоляции из-за уничтожения всех железнодорожных мостов через Амур на протяжении 250 километров. Три недели от него не было вестей, наконец стало известно, что он окружен многочисленным вражеским отрядом и обороняется из последних сил. 80 человек закрылись в здании вокзала и отражают нескончаемые атаки. Мы идем их спасать.

Амурская железная дорога следует параллельно реке и связана с ней небольшими ветками, которые ведут на пристани, исполняющие роль перевалочных и пересадочных пунктов. Мы высадимся на одной из последних под названием Часовенская и оттуда начнем наш поход.

Часовенская, 10 октября

Баржа пристала к берегу в час ночи. В половине третьего я увидел на берегу возле маленькой пристани солдат, готовящихся к походу. Провиант выгружен на берег. В темноте слышно лошадиное ржанье. Всюду снуют маленькие тени, это японцы торопливо двигаются в свете разведенных костров. Возле огромного костра из бревен я вижу коренастую маленькую фигуру полковника Умеда. Мы едва успеваем обменяться несколькими вежливыми фразами, как он подает сигнал к церемонии отправления.

Полк выстроен повзводно и поротно, полковник один стоит перед полком. Лейтенант Миано, знаменосец 71-го полка, в сопровождении караула торжественно, театрально, поднимается на небольшое возвышение перед строем солдат. И там разворачивает полотнище с диском восходящего солнца с расходящимися лучами, он наклоняет знамя к солдатам и спускается с ним к полковнику.

Мне кажется, что мы вернулись во времена античности. Полковник произносит горячую речь, подняв глаза к знамени, призывая офицеров и солдат выполнить свой долг, потом определяет для каждого командира его задачу. А командиры рот и унтер-офицер, командующий группой разведки, громко повторяют полученные приказы. Пропели фанфары, знаменосец зачехлил знамя, полковник Умеда убрал саблю в ножны, и колонна двинулась в путь вдоль железнодорожных путей.

Эта ветка, связывающая Амурскую железную дорогу с речной навигацией на Амуре, идет по долине вдоль небольшой прозрачной речки, которая вьется рядом с полотном среди скал и камней.

О присутствии человека свидетельствует разве что крохотный огородик возле домика железнодорожного сторожа, брошенного из-за близких военных действий. На земле валяется какая-то мебель, что-то из домашней утвари. С крыши сняты балки, их сожгли в кострах. В одном из таких разоренных домишек я видел большого пуделя, он лежал среди обломков шкафа, положив голову на лапы, и даже не поднял головы, когда мы проходили, – ждал хозяина, который, возможно, и не вернется.

Сопки достигают нескольких сот метров, они широкие, похожи на голые плато. Повсюду только кустарник и крошечные деревья, вцепившиеся в скудный слой земли. Никаких дорог и тропинок в суровом и негостеприимном пейзаже. Со дня творения человек не увеличил плодородия этой скудной почвы, не смягчил сурового климата, не продлил короткого лета.

Любой пехотный отряд в этом районе испытывает два рода трудностей. Если он двигается по долине вдоль железной дороги, по сути единственному возможному пути, то ему грозят сюрпризы от большевистских партизан, которые могут прятаться наверху, за скалами. Если же из тактических соображений пехота двинется поверху, ей придется торить себе дорогу через густой труднопроходимый кустарник, что замедлит продвижение.

Год тому назад две японские роты оказались примерно в такой же местности около Уфы, западнее Ушумуна. Авангард отряда, преследуя врага, который бежал от него, попал на самом деле в ловушку: его уничтожили шесть рот независимых казаков, которые прятались за гребнем. Оставшиеся две роты, услышав перестрелку, безоглядно, не соблюдая никаких мер предосторожности, бросились на помощь и тоже погибли. Никто не сдался. Офицеры и солдаты сражались одинаково храбро, доходило до рукопашной, что редко кто выдерживает. Раненые кончали жизнь самоубийством. Найденные потом убитые были жестоко изувечены. Даже большевики отдали дань этому единодушному героизму, трагически бесполезному из-за непредусмотрительности командира. Только японские газеты ничего не написали об этом случае, скрыв от своего народа проявление мужества и храбрости, какие являются самыми древними добродетелями японцев.

Между быстротой и безопасностью полковник Умеда выбрал быстроту, и полк шагал по железной дороге. Части солдат были готовы при малейшей тревоге двинуться одна по правому, другая по левому склону. Полковник и я с ним рядом ехали во главе отряда из 40 верховых разведчиков. За нами шли небольшие отряды в 10–20 человек пехотинцев, а затем уже остальные шесть рот, саперы, пулеметы, везли ящики с боеприпасами, замыкали колонну две небольшие 37-миллиметровые пушки.

В Таптугарах мы остановились в доме железнодорожного сторожа и узнали, что две японские роты, присланные на помощь гарнизону по приказу, отданному раньше нашего, прогнали красных после ожесточенной перестрелки. Ко мне из-за моей иностранной формы подошли несколько рабочих. Хозяйка принесла нам молоко и яйца, а мужчины стали жаловаться на большевиков, «заразу» здешнего края.