Лодевейк Грондейс - Война в России и Сибири

В тот момент, о котором я говорю, Омск, а затем Новониколаевск были взяты. Сделанное публично предложение генерала Нокса вооружить немецких военнопленных с тем, чтобы они сражались против большевиков, – преждевременное и опасное, осталось без последствий. Наступивший кризис, впрочем, как все кризисы, вызванные внутренней смутой, не мог быть улажен только материальными средствами. Мощный водоворот, поднявшийся словно бы из глубин самой истории, смешивал все события.

Адмирал, поклявшийся не оставлять своей столицы, сформировал отряд из офицеров старого режима и добровольцев в количестве 5000 или 6000 человек, которые готовы были пожертвовать собой, спасая отступление. Отряд сдался красным, не сделав ни одного выстрела. Некоторые из них пошли на службу Советам под командование генерала Эверта [515], другие были отправлены на восток с приказом, запрещающим «служить против адмирала и явиться к нему, как только он прибудет в Иркутск». Каждый в качестве пропуска получил купюру в 1000 рублей Омского правительства с припиской: «Годится как пропуск такому-то, следующему к авантюристу Колчаку».

Готовность, с какой они все приняли волю главного штаба красных, не очень удивила население сибирских городов, через которые они проезжали.

Сотни километров путей Транссиба были заняты поездами с беженцами. В обычное время маленькие станции кормились благодаря соседним деревням, но теперь крестьяне не приносили ни хлеба, ни молока, возможно, потому что им запрещали красные или потому что омские деньги, которыми запаслись «буржуи», не имели уже хождения. В остановившихся вагонах старики и младенцы умирали сотнями.

18 декабря 180 поездов оказались в руках красных. Телеграммы официальных лиц обвинили в этом чехов. Справедливо ли? Как объяснить, что русские поезда (с женщинами, детьми, ранеными) ехали вслед за русскими войсками, которые должны были бы их защищать? К 20 декабря русский фронт, в последний раз установленный по реке Обь, перестал существовать. Русский арьергард исчез. Польская дивизия под командованием полковника Шима вступила в схватку с врагом. Вот его донесение от этого числа: «Русского арьергарда нет, никакого командира или офицера, с кем можно было бы говорить. Есть только русские штабы, которые бегут в беспорядке в тыл. Банды грабят и хотят силой завладеть нашими поездами, возникают схватки. Вчера в Мариинске мы дрались с русскими, которые выгоняли наших солдат из поездов».

Несколько дней спустя польские легионеры, соблазненные обещаниями большевиков, постыдно сдались. Полковник [В.] Чума попал в руки красных, его адъютант [К.] Румша и несколько офицеров сбежали.

25 декабря генерал Сыровый сообщил своим войскам об отношении к ним адмирала Колчака и атамана Семенова. Конфликт стал неразрешимым в тот самый момент, когда Колчак больше всего нуждался в доброй воле и покровительстве чехов. Безусловно, остановка поездов, невозможность транспортировать надежные войска, оживление в деятельности организаций железнодорожных рабочих при приближении большевиков помогали восстаниям, которые почти одновременно вспыхивали в больших сибирских центрах. Между 20 и 25 декабря республики возникли в Красноярске, Нижнеудинске, Черемхово и других городах, через которые адмирал должен был проезжать, чтобы попасть в Иркутск, где его ждали министры и союзнические миссии. Но 25 декабря 1919 г. восстание вспыхнуло и в Иркутске.

Между 25 и 30 декабря верховный главнокомандующий находился в дороге, не имея связи со своим правительством. 30-го он с четырьмя поездами, в том числе один бронированный и один с золотом, прибыл в Нижнеудинск, где только что сформировался социалистическо-революционный комитет, опиравшийся исключительно на рабочих, а значит, симпатизирующий большевизму. В ожидании прихода советских – партия эсеров никогда не могла организовать дисциплинированную армию и никогда не могла удержать власть – восставшие поставили себе целью уничтожить последнее препятствие на пути большевиков: сместить адмирала Колчака.

Местные революционные комитеты заняли вежливую позицию по отношению к чехам, чехи обладали реальной силой, и они приняли все их вердикты, касающиеся железной дороги. В Нижнеудинске комитет потребовал разоружения адмирала, включая бронепоезд, сдачи золота и сложения с себя обязанностей верховного главнокомандующего в письменном виде. Судьба адмирала передавалась в руки комитета Иркутска (Политического центра).

Реакция на это его окружения сделала одиночество адмирала еще горестней. Большая часть солдат из личной охраны перешла со своим оружием в лагерь революционеров. Большая часть военных и гражданских лиц, надеявшихся до этого спастись под его защитой, потихоньку побывали у коменданта гарнизона Верхнеудинска, чтобы заявить, что «они не имеют ничего общего с адмиралом». Нашлись офицеры, которые побежали к китайской границе с правительственным золотом [516]. Чехи будут препятствовать подобным изменам.

Вся железная дорога была поднята на ноги. Прокламации революционных комитетов Нижнеудинска, станций Тулун, Зима, Черемхово, через которые Колчак должен был проследовать в Иркутск, запрещали рабочим и служащим оказывать содействие адмиралу. Они словно бы цитировали депешу Колчака, призывая «не останавливаться перед разрушением мостов, лишь бы не дать уйти главнокомандующему».

Адмирал с несколькими близкими ему людьми оказался в изоляции. С одной стороны, была его бесхарактерная свита, с другой, население, готовое с ним расправиться. Помочь могли только чехи, которых он сам превратил в непримиримых врагов и которые обращались с ним с холодной враждебностью.

Поведение Колчака в эти трагические дни было столь же достойным, как вся его жизнь. Он и из Красноярска не уехал, пока не дождался своих спутников. Чехи в Нижнеудинске объявили, что готовы его переправить в его же вагоне, но он предпочел красивый жест и попросил отправить союзническим властям телеграмму с отказом: «Адмирал приказал вам передать, что по моральным соображениям не может оставить на растерзание толпы своих подчиненных, он решил разделить их судьбу, какой бы страшной она не была».

В начале 1920 г. в Сибири царил беспорядок, справиться с которым могла бы только диктатура, он царил во всей русской провинции на протяжении трех лет. В отсутствие верховного главы и его армии в городах Транссиба вспыхнули стихийные восстания, однако их одновременность наводила на мысль о том, что они подготовлены. Действовали социалисты-революционеры, среди которых были и члены Конституционной партии [517], они воспользовались слабостью правительства, чтобы с ним покончить. Можно ли предположить, что они надеялись в этих трудных условиях создать что-то прочное, поднять дух, организовать линию сопротивления, остановить красных? Позвольте усомниться. Подобие режима, мгновенно сформировавшегося вокруг Политического центра в Иркутске, было времянкой, созданной при отсутствии настоящего политического чутья. Аморфное тело, заполняющее пустоту между гибнущим правительством и приближающимися красными.