Лодевейк Грондейс - Война в России и Сибири

Тем не менее союзники должны были вести с Политическим центром переговоры, так как он объединил все противоправительственные силы, и к нему присоединилась сплоченная масса служащих и рабочих Транссиба. Из правительства Колчака в Иркутске практически никого не осталось. Все министры успели спрятаться до грозы, и представлял их делегированный [А. М.] Ларионов и генерал [К. И.] Сычев [518]. Верховному главнокомандующему, уже почти что всеми брошенному, всерьез грозила гибель. Гарнизон Иркутска в большинстве своем перешел на сторону восставших [519]. Мост через Ангару, единственная связь города и железнодорожного вокзала, был разрушен. Левый берег (город) находился по большей части в руках восставших, а генерал Сычев, начальник номинального гарнизона, располагал от 500 до 600 курсантов в качестве надежного войска. Нетрудно догадаться, что главные бои шли вокруг вокзала: там находились все миссии, если бы в результате бомбардировки станция была разрушена, то с эвакуацией чехов было бы покончено. Первоочередной задачей миссий было вернуть нейтралитет железнодорожному вокзалу Иркутска и Транссибу на этом участке.

Вопрос о вооруженной поддержке правительства адмирала даже не поднимался, положение адмирала было безнадежным. Верховный комиссар Японии – господин Като пообещал охрану вокзала японским батальоном под командованием полковника. Батальон подъехал на двух поездах с тем, чтобы обеспечить выезд из Иркутска японской колонии и миссии.

Для чехов, а это были единственные войска, какими располагали союзники для осуществления своих решений, вопроса о поддержке гибнущего режима не стояло вообще. Приказы президента Масарика («Вы уже пролили достаточно крови…» и т. п.) и политические комитеты запрещали им вмешиваться в конфликты русских. При этом их симпатии были на стороне восставших после того, как адмирал объявил им войну. У чехов было одно-единственное желание: выбраться живыми из русского пекла, поэтому прежде чем отдавать им приказы, нужно было хорошо понимать, будут ли они их выполнять.

Семенов, назначенный главнокомандующим сибирских армий, по приказу адмирала отправил генерала [Л. Н.] Скипетрова с 2 кавалерийскими полками, 2 пехотными батальонами и 3 бронепоездами с 2 вагонами динамита взорвать байкальский туннель [520]. Представители правительства адмирала, дав согласие на нейтралитет железной дороги, забыли сообщить о своем решении генералу Скипетрову, который продолжал двигаться к Иркутску. Можно было опасаться, что, воспользовавшись схватками на вокзале, он сыграет с чехами дурную шутку и взорвет туннели при отступлении. Скипетров высадил на вокзале 600 человек, через три четверти часа половина из них дезертировала. Несмотря на присутствие чехов, а кто-то утверждает, что благодаря их присутствию, восставшие взяли вокзал. Были стычки и раненые среди придерживающихся нейтралитета.

Верховные комиссары вели переговоры и с представителями адмирала, и с восставшими. Перемирие между враждующими было достигнуто. С обеих сторон были даны самые твердые обещания не применять расправы в отношении друг к другу. Восставшие также твердо пообещали передать в руки генерала Жанена живым и здоровым адмирала, если он станет их пленником.

Что касается адмирала Колчака, то были приняты следующие решения: если между адмиралом и восставшими вспыхнет вооруженная борьба, чехи не будут принимать в ней участия. Союзники имеют право использовать чехов только вне вооруженных конфликтов, так как президент Масарик запретил своим солдатам вмешиваться в дела русских. В случае если адмирал примет отставку и откажется противостоять восставшим подданным, откроется путь к переговорам, и чехи обеспечат ему защиту. Он будет перевезен вместе с правительственным золотом в вагоне с союзническими флагами: французским, английским, японским, американским и чешским.

Предлагая главнокомандующему защиту союзников, верховные комиссары и генерал Жанен высказывали, по существу, только пожелание. Осуществить его должны были чешские войска, которые чувствовали себя освобожденными от всех обязательств по отношению к России, а также и от обязательств по отношению к командованию, возможности которого строго ограничил их президент. Только хорошие отношения, установленные союзническими миссиями в Иркутске с восставшими, позволяли надеяться: если не возникнут новые трудности, дело кончится благополучно.

Однако семеновцы создали новый конфликт, который стоил адмиралу жизни.

1 января 1920 г. адмирал получил в Красноярске депешу верховных комиссаров, в которой ему предлагалась безопасность в случае, если от него последует просьба о протекции, означающая, по сути, обещание нейтралитета. Верховный главнокомандующий не был готов вернуться к частной жизни, он выжидал несколько дней в Красноярске, обдумывая послания своих приверженцев: они предлагали то уехать из Сибири, то сопротивляться.

Между тем вокруг него все рушилось. Прокламация от 2 января [521], подписанная господином Сазоновым, председателем Совета Всесибирских кооперативных съездов, лишала адмирала поддержки этой могущественной организации, которая в светлые дни омского режима обеспечила диктатуре содействие сибирской демократии, которое было знаком уважения силы. Верховный главнокомандующий, возведенный наверх силой, мог бы подвергнуть сомнению знаменитый принцип святого Льва Великого [522]: «Qui praefuturus est omnibus, ab omnibus eligatur!» [523]. Теперь, когда штыков у него больше не было, молчание народа и его ненависть свидетельствовали о его слабости, сводя на нет все его претензии.

И все же этот человек продолжал – до самой своей гибели – играть волнующий спектакль, представляя одного из античных героев, гонимых судьбой. Как они, он подставлял себя ударам безжалостного рока, ослепленный как своими достоинствами, так и своими недостатками. Ему была не по плечу взятая им на себя историческая миссия, адмирала погубили его собственные ошибки и ошибки его соратников, но он до конца ни от чего не отрекся и сохранил достоинство.

6 января адмирал, под влиянием событий, объявил, что передает верховную власть генерал-лейтенанту Деникину, которого он назначает преемником. Акт отречения адмирал, однако, собирался подписать только в Верхнеудинске, первом городе, занятом японскими войсками [524]. До этого адмирал Колчак желал ехать в качестве верховного главнокомандующего на «своих поездах со своим персоналом», сохраняя таким образом возможность столкновений с каждой из «республик», через которые он проезжал по дороге к Иркутску.

В тот же день адмирал решил освободить свитских офицеров от их обязанностей (многие из них уже освободились от них сами), предоставив им «свободу действовать по своей совести». И создал почти мгновенно вокруг себя пустоту, что позволило ему с оставшимися занять всего один вагон, который был прицеплен к чешскому эшелону. Создавалось впечатление, что возвращаются дни отречения его величества Николая II.