Лодевейк Грондейс - Война в России и Сибири

В Никополе вечером новый приказ от комиссара из Знаменки: не двигаться с места, ждать артиллерию; расчет на полк текинцев (Афганистан) [208], преданный генералу Корнилову.

Последовала огорчительная сцена между казаками и офицерами. Казаки не верили, кричали: «Врете! Большевики не заберут винтовки!» Но, возможно, еще не все потеряно. Казаки требуют подтверждения, что приказ исходит от Донского верховного военного совета, потому что не повиноваться совету все же опасно. Эй, офицер! Воспользуйся! Надави на них! Куда там! Он не знает, что сказать, и не говорит ничего толкового. Бесстрастным голосом прочитал депешу и точка. Похоже, думает совсем о другом. Агитатором такое на руку, они смеются. Но большинство казаков смотрит еще на офицера, ждут от него нажима, приказа, призыва. Но не дождались: он стоит неподвижно и молча. Момент упущен. Солдаты скандируют: «Домой! Домой!» И уходят, а мы остаемся – офицер и я.

Восемь офицеров, включая полковника, решают исполнить приказ и дождаться подкрепления, обещанного депешей. Я уезжаю вместе с пятью из них в Долгинцево на локомотиве, который предоставил в наше распоряжение начальник вокзала. Полковника и остальных офицеров солдаты арестовывают и не позволяют уехать. Потом они их отпускают, но железнодорожные рабочие забирают у них винтовки, так как им нужно огнестрельное оружие. Полковник и три офицера присоединяются к нам только среди дня.

Театр военных действий Гражданской войны в России в январе 1918 г.

15/28 января

Просидев тридцать шесть часов на стуле в комнате, набитой солдатами, я с наступлением вечера наконец-то присоединился к эшелону 54-го полка донских казаков. Толку от моего сидения было мало. «Вольные сыны степей», одни наглее, другие потише, сошлись на том, что честь для них – пустой звук. Они охотно сдадут оружие. Герои комической оперы.

Эту ночь сплю на соломе. Надо мной поматывают головой два умницы дончака, мне они не мешают, я не спал две ночи. Мне снится сон: я мчусь на горячем скакуне с героями старинной донской баллады. Но это сон. Утренний свет возвращает меня в реальность: усталые лица, отощавшие лошади.

Остановка в Хортице. Ведутся переговоры с Александровском. Большевики оставляют казакам только личное оружие. А из государственного – 24 винтовки на эскадрон.

До чего же мне все это не нравится! И я уезжаю от казаков, и на свой страх и риск отправляюсь к максималистам.

Александровск, 16/29 января

Едва я появился на вокзале в Александровске, солдаты меня арестовали и повели к комиссару вокзала, матросу [Э. А.] Бергу. Счастливый случай свел меня с настоящими военными руководителями революции. Сколько раз я спрашивал себя: каким чудом можно объяснить головокружительный успех революционных отрядов и их влияние на население? Меня, иностранца, отделяет от этих доморощенных вождей бездна: социальное происхождение, образ мыслей, их недоверие к нам, наша симпатия к интеллектуалам. И с тем большим интересом я вслушивался в суровую речь одного из этих людей, сумевшего объединить аморфную разношерстную массу. Секрет этих опасных вождей прост: они следуют логике страстей, инстинктов и аппетита толпы.

Берг выходец из народа – сильный, суровый, безжалостный и решительный, при этом убежденный и готовый на все: тип революционера-романтика. Почему-то он проникся ко мне дружескими чувствами и рассказал свою жизнь. Сначала рабочий, потом матрос Балтийского флота, он мучительно страдал от суровой русской дисциплины, латыши не любят жить по чужим правилам. За антивоенную пропаганду в частях его посадили в крепость в Риге и, по его словам, приковали к стене. Его полные ненависти слова звучали жутковато: по всей России тысячами убивали офицеров.

– Никогда им не прощу. Они изуродовали мою жизнь. Они, видите ли, благородные, а нас они презирали, обращались, как с собаками. А вы еще спрашиваете, почему мы в одну ночь уничтожили сразу двести тридцать человек. Мы узнали в ту ночь, что революция, которую мы так долго ждали, произошла в Петрограде.

– Ничего не извиняет жестоких пыток, каким вы их подвергли…

– Они заслужили в сто раз большего, и мы жалели только, что они уже мертвые и им больше не больно. Верьте мне, революция только началась. Мы уничтожим всех дворян. Их будут убивать из винтовок, из пулеметов, на гильотине. Их много засело в Киеве, там продавшаяся австрийцам Рада их защищает, но мы возьмем Киев и очистим от них Россию.

От Берга я узнал, что треть экипажей находится на военных кораблях, которым оставили все их боевое снаряжение, чтобы сохранить их предназначение, а две трети задействованы в гражданской войне.

– Без матросов нам бы ничего не сделать. Вот это боевые ребята! Вы знаете, что мы забрали у Керенского – он, гад, будь он проклят! Меня три месяца в тюрьме продержал! – шесть автопулеметов всего-то с сотней матросов.

– Поздравляю. И как же проходила эта операция?

– Против нас в Петрограде пустили автомобили с пулеметами, сверху их закрыли, чтобы нельзя было в них стрелять сверху из окон. Мои люди карабкались на автомобили, закрывали ветровое стекло, чтобы изнутри ничего видно не было. Потом они забирались на крышу, один выворачивал пулемет, а другой из револьвера в дыру расстреливал экипаж. Первый автопулемет помог нам захватить остальные. И вот вам мое слово, больше они их не видели. Для отряда в сто человек неплохая добыча, не находите?

– После таких подвигов, я думаю, вы наградили своих крестами и орденами?

– Орденами? Вот еще! Ордена это при старом режиме. Мы сражаемся за свободу. И против контрреволюционеров. Как дьяволы. Никто нас больше не заставит подчиняться их дисциплине. А вот вы послушайте, что мы в Белгороде устроили. Там в большом количестве окопались кадеты [209]. Повсюду пулеметы – и на мельнице, и на колокольне. На колокольне мы и нашли попа, который в нас стрелял…

– Вы уверены, что он в вас стрелял?

– А что еще он мог делать возле пулемета?

– Что делать? Да просто был вместе с солдатами, это его обязанность.

– Никогда не поверю, что священник должен находиться среди тех, кто воюет!

– Почему же? Есть люди, верящие, что попадут в ад, если не получат перед смертью отпущения грехов, поэтому религиозная помощь…

Берг расхохотался.

– Да, знаю, есть такие идиоты. А мне тридцать лет вместе с крестом еще кнут и цепи подсовывали. Теперь баста, никто меня на это не купит. А этот поп, которого мы взяли на колокольне и поставили к стенке, стал большим крестом передо мной махать и грозить Страшным судом. Подумаешь, крест! Нажал на курок и разнес ему голову. А потом приказал расстрелять восемь офицеров, которые нам попались. Мы редко когда берем пленных.