Лодевейк Грондейс - Война в России и Сибири

Проходя мимо меня, высокий старик в черкеске поприветствовал меня. Встречаясь, мы стали обмениваться короткими фразами, узнали, что оба едем в Ростов. Несколько молодых людей в форме и, скорее всего, с солдатскими паспортами, хотя они явно переодетые офицеры, прибились к нему, и это ядро отряда, которым будет командовать старик, сам он хозяин с Кубани, а в армии был хорунжим.

Позже какой-то путник в гражданском предложил мне стул и был со мной очень любезен. Завязался разговор. Я узнал, что он и его четыре спутника, которые тоже где-то здесь в зале ожидания, направляются, как и я, в Ростов.

И потом я стал различать в толпе офицеров или учеников военных школ, которые хранили из осторожности молчание, прикрывались двухнедельной щетиной, нечесаными волосами, неопрятной одеждой, но не узнать их было невозможно.

Вечером я встретил генерала [Л. В.] Леша. Я виделся с ним в 1915 г. у Брусилова, когда он командовал 3-й армией. Здесь я увидел старика, разбитого душой и телом. Солдаты принуждали его выполнять всякую черную работу: чистить картошку и прочее. Он ехал на Кавказ, где у него был небольшой домик, который, как он надеялся, никто не тронул, и собирался там доживать. Этот человек потерял все. И желание жить тоже. Передо мной стоял конченый человек.

По дороге мы с ним не разговаривали, чтобы не возбуждать подозрений, но с особым удовольствием, обменивались несколькими словами в коридоре, не глядя друг на друга. Повсюду уши, повсюду глаза, которые только и ждут возможности схватить любого из-за слова или жеста. Моим сотоварищам пришлось молча терпеть крайнюю грубость. Я иностранец и поэтому свободен. Но поскольку «товарищи» меня уже одиннадцать раз арестовывали на фронте за излишне живые реплики, я тоже решил сохранять спокойствие. Но пришла минута, и я не сдержался, я возмутился и заорал, что их армия, как бы они ее не называли, не армия, а банда; что они орда, недостойная свободы; что они единственные в мире солдаты, которые отступают перед противником, которого меньше в восемь раз; что никакой другой солдат в мире, какой бы он ни был национальности, не стал бы продавать врагу лошадей и пушки. Ну и так далее.

Меня тут же окружила злобная толпа, меня стали оскорблять, угрожать кулаками. Но я не мог остановиться. Что-то сильнее меня несло меня, и я орал все громче и громче. И тогда все те, кто хотел меня напугать, мало-помалу утихомирились, замолчали и снова ушли в себя. А в углу в потемках я заметил вдруг улыбающиеся лица. До этого я их не замечал. Снова переодетые офицеры. Откуда они взялись?

На станции Торговая молоденький ученик аптекаря, который пошел на службу к большевикам, проверяет у нас багаж. А мы сейчас, можно считать, среди своих: «товарищи» сошли с поезда. Молодой революционер упорно ищет в чемодане полковника, бывшего адъютанта генерала Поливанова, доказательств, кто он такой. После четверти часа поисков под огнем насмешек он обнаруживает полковничьи погоны. И сразу меняется. Его язвят насмешками более едкими, чем адский камень, и более горькими, чем английская соль, а он со слезами на глазах клянется, что роется в вещах в последний раз, что делает это не по своей воле и больше не будет. Мы смеемся. В этом районе у большевиков не слишком много возможностей сурово и всерьез контролировать людей.

На станции Тихорецкая бритые головы с орлиными носами и мусульманскими бородами покидают нас. Несколько товарных поездов этой ночью отправляются в Ростов. Утром 27 января нас останавливает взвод солдат, у каждого из них разные знаки офицерских чинов, стало быть, теперь мы на территории Добровольческой армии. Вскоре мы переезжаем через Дон и въезжаем в Ростов, город, по преимуществу, торговый, а значит, без своего лица.

Генералы Алексеев и Корнилов – голова и сердце новой армии – выбрали Донскую губернию, считая, что здесь удобнее всего сформировать новую армию, собрав вокруг себя всех недовольных беспорядками в России, желающих положить им конец и установить порядок. Генерал Каледин, войсковой атаман всех донских казаков, предложил им свою помощь: своей властью и авторитетом он брался организовать казачью армию и защищать Придонье от большевиков, которые уже наступали по всем направлениям, ведущим к Новочеркасску.

В истории не найдется другого примера, когда бы в маленькой армии соединилось столько талантов. Генерал Алексеев, лучший русский стратег, бывший главнокомандующий, командовал войском, которое численностью достигало разве что полка. Рядом с ним стоял второй крупный полководец, его бывший антагонист, а теперь соратник – [Л. Г.] Корнилов. В составе штаба армии находились семь генералов, среди которых наиболее известными были [А. И.] Деникин, бывший начальник штаба верховного главнокомандующего, [С. Л.] Мар ков, [И. П.] Романовский, [Е. Ф.] Эльснер, [И. Г.] Эрдели и другие. В дальнейшем станет ясно, что обилие военных знаний и авторитет не будут лишними, помогут вести элитную армию, насчитывающую всего-то 3500 человек [216], сквозь бесчисленные опасности, сражаться с противником, превосходящим ее численностью более чем в десять раз.

Разговор негромкий, словно в гостиной. Большинство в гражданском элегантном платье. Среди них я узнал многих генералов. Это и есть собрание удивительного штаба.

Генерал Деникин без бороды – с бородой он походил на священника – и в глазах у него погас веселый огонек, лицо озабоченное, но руку он протянул мне с прежней сердечностью.

Марков ворчит по-прежнему, сердится на закрытую или открытую дверь, на собаку, которая вошла, на беднягу офицера с плохим почерком. Он очень странно смотрится во фраке, когда, задевая всех, ходит по комнате большими шагами и за ним развеваются фалды.

Корнилов, бледный с живыми сверкающими умными глазами, без сомнения, озабочен бесчисленными трудностями, стоящими перед новообразованной армией, но не хочет этого показать: прямодушный человек, набравшийся опыта среди интриг и заговоров, республиканец, действующий среди монархистов.

Алексеев изменился меньше всех. Много думает, мало говорит, а если говорит, то по своему обыкновению четко и коротко. На людей, живущих головой, а не эмоциями, события оказывают меньшее воздействие.

Многие офицеры, сменив блестящую форму на фрак, смотрятся довольно жалко. Я бы сказал, что их опустили на две или три ступеньки вниз по социальной лестнице. Сутуловатость, животы, дряблые щеки – все скрадывал мундир, и все подчеркнули фраки. Зато дворяне в простой казацкой одежде сразу выделяются изяществом движений, тонкими чертами лица, красивыми руками. Имея такое, кого обманешь?

Дежурный офицер сегодня – молодая женщина, баронесса [С. Н.] де Боде, очаровательная и очень элегантная, ей идет форма. Она здоровается сердечно, любезно и при этом безупречно сдержанно, она не окружена вниманием, как могло бы быть с красивой молодой женщиной. Глядя на нее, невольно хочется улыбнуться, тут же вспоминаешь, что она была дважды ранена в боях и заслужила орден. Вторая молодая женщина, вахмистр, княгиня [Т. Н.] Черкасская, хорошо известная в петроградском обществе, недавно вышедшая замуж за офицера, погибла на днях в бою, заслужив вечную славу.