Лодевейк Грондейс - Война в России и Сибири

Только здесь и жив еще хороший тон, здесь обрела последнее прибежище русская элегантность. Горстка смельчаков решилась противостоять могучему валу десятков миллионов безумцев, глашатаев социальной мести. Трудно себе представить одиночество этой маленькой группы людей – патриотов, генералов, светских мужчин и женщин, честных республиканцев, трудно представить и не застыть в изумлении.

Армия добровольцев в стадии формирования: обороняют город небольшие подразделения, роты, эскадроны. Полк Корнилова, батальон Святого Георгия, гвардейские роты, кавалерийский дивизион Гершельмана [217]и несколько отрядов разведки, численностью, как я уже говорил, 3500 человек, представляют собой боевое соединение необыкновенной мощи. Великолепные войска, воодушевленные лучшими чувствами, связанные между собой клятвой чести и крепкими военными традициями.

Их враги – это люди, которых умелая пропаганда переполнила ненавистью, и они не знают, что такое прощать. Война ведется с ожесточением, какое ведомо одним только враждующим братьям. Молодой офицер, сын начальника железнодорожной станции Марцево, неподалеку от Таганрога нашел искалеченный труп своего отца, его убили красные. Преступление старика состояло в том, что он носил с собой портрет сына-офицера в форме Добровольческой армии. Сын захватил несколько красных и убил их. Несколько дней он возил с собой искалеченный труп отца, пока длилось следствие, и убивал большевиков, попадавшихся ему в руки. С этого дня он не брал больше пленных.

Личная смелость отдельных убежденных революционеров составляет контраст с колеблющимся, неуверенным большинством. Рабочий, которого белогвардейцы взяли в заводской конторе, откуда он стрелял в них, крикнул:

– Расстреливайте! Пролетарии борются с капиталом!

Они выполнили его требование.

Другой красноармеец, окруженный возле Таганрога офицерами из полка Корнилова, воскликнул: «Не хочу быть убитым кадетами!» – и пустил себе пулю в лоб.

Офицеры-добровольцы из милосердия приканчивают своих раненых товарищей, если вынуждены оставить их на поле боя.

Присоединившись к офицерам полка Корнилова, я ночевал вместе с ними в большой комнате, спал между своим старым другом хорунжим Гевличем и поручиком кавалерии.

Привлекательнее всего была его пламенная душа. Выделялся он прежде всего ею, а не талантом стратега или политика. Его неподкупная честность, легендарная храбрость, вера в будущее России и свой исторический долг – в этом была его сила. Он внушал безотчетное доверие, притягивал к себе и завоевывал сердца юных русских героев, увлекая их за собой. Редко какой военачальник мог похвастаться таким изобилием окружавших его храбрецов, как Корнилов, и мало у кого была столь бурная и полная риска жизнь. Ему уже перевалило за шестьдесят, но в нем сохранялся юношеский пыл. Он был одним из лучших представителей великолепного русского офицерства, любя дела опасные и трудноисполнимые. До конца дней, не сумев обуздать в себе бурю эмоций, он был подвержен внезапным вспышкам гнева.

Меньше всех русских Корнилов был способен вести войну на современном уровне, который требует взвешенности и анализа. Но он умел зажигать молодые сердца и гальванизировать задремавших патриотов. Кто не знает, что мощные общественные деяния порождены не размышлениями, источник их движения сродни мистики.

У сибирских казаков храбрость граничит с безумием. Корнилов был из тех, кто не умел отступать; стоило ему почувствовать близость врага, и он рвался вперед. Бездействовать, если неприятель рядом, сдавать рубежи из-за стратегических расчетов было немыслимо для рубаки из Сибири. Подобный человек не создан для неподвижной окопной войны, и поэтому рядом с ним находились всегда более осторожные военачальники, люди, не склонные к авантюрам. Корнилов был из тех истинно русских воинов, которых желательно держать на поводке, когда они имеют дело с растянутыми фронтами современных армий, но нужно отпускать на свободу, когда они действуют в одиночку с военным отрядом на бескрайных просторах своей родины. Только теперь, среди исключительной военной элиты, признавшей его военачальником, он мог осуществить мечту любого вождя: он – и Бог – держат в руках судьбы армии.

Во время войны этот замечательный человек нередко выказывал нежелание повиноваться и занимать тот пост, какой ему предназначали. В Галиции он командовал дивизией и находился под началом Брусилова, который командовал армейским корпусом. В сражении под Гродеком дивизия Корнилова находилась на левом фланге. Главная атака проходила по центру, а значит, он получил приказ оставаться в обороне. Но когда в пяти верстах от него загрохотали пушки, когда другие дивизии ринулись в бой, мог ли он сидеть, сложа руки? Он рванулся вперед, как тигр, вырвавшийся из клетки, и увлек за собой солдат. Однако соседи не поддержали его, он потерял немало людей, 28 пушек, и ему грозило быть отрезанным. Пришлось немедленно посылать ему на помощь два кавалерийских дивизиона и пехотную бригаду.

Затем в Карпатах под Гуменне, когда 8-я армия должна была действовать совместно с 3-й, Корнилов получил приказ стоять на верхушке одного из холмов и следить за операцией. Подобное задание никак не подходило его темпераменту. Бурные действия, быстрые перемещения – вот его стихия. И что же? В сумасшедшем порыве он бросил всю свою дивизию вниз, мчась первым во главе ее. В долине он оказался один на один с неприятелем, превосходящим его численностью в двадцать раз, и был раздавлен.

Но в русской армии традиционно чтут личную отвагу, и Корнилову, храброму из храбрейших, простили его неповиновение и поражения. Его дивизия была присоединена к 3-й армии, а этой армии под Горлицей был нанесен сокрушительный удар [А. фон] Макензеном. Фронт был прорван, объявлено общее отступление. И снова Корнилов отказался выполнять приказ. Напрасно пять раз звонил ему командир армейского корпуса, приказывая отступать. Корнилов, ни секунды не сомневаясь, что способен в одиночку исправить положение, пошел в атаку. Катастрофа. Отдельные части его дивизии спаслись и присоединились к армии, сам он с большей частью солдат попал в руки врага [218].

Отказался давать слово и сбежал.

Когда он вернулся в Россию, ему устроили овацию. Император лично им заинтересовался и доверил безрассудному генералу армейский корпус.

Корнилов сибирский казак, а значит, прирожденный республиканец. Он не раз говорил мне, что считает республику высшей формой власти, а царскую и императорскую власть переходными этапами у тех народов, которые еще не научились править сами. Когда разразилась революция, он даже раньше Брусилова выразил симпатию новому режиму. Керенский назначил его командующим войсками Петрограда, но Корнилов не смог найти общего языка с советами и солдатскими депутатами. Он поставил условия, их не приняли, и он ушел в отставку. Временное правительство назначило его командующим 8-й армией, которую только что оставил Брусилов.